Альфа и Омега(СИ)

Пришел в себя минут через сорок, хотя по-настоящему я вернусь в колею лишь через несколько месяцев.

Рев, к удивлению, подействовал на меня самым странным образом: внутри не осталось ровным счетом ничего. Ни грусти, ни сожаления, ни страха.

Нормально ли это?

Не знаю...

Наверное, нет.

Поцеловав мать в лоб, я мысленно прочитал молитву и закутал ее в одеяло. Затем вышел на улицу и закурил.

По небу все так же ползли серые, угрюмые тучи, но дождя не было, да и ветер утих, так что я с лёгкостью смог прикурить мятую папиросу.

Ну и что мне делать дальше?

Ответ на этот, казалось, риторической вопрос полнейшей безысходности, наклевывался сам собой, и именно он сейчас лежал в томике Льва Толстого.

Поэтому, когда я докурил, мое личное решение было принято.

Моя мать всегда хотела быть похоронена у себя во дворе. Я этого никогда не понимал, и мы часто ругались по этому поводу. Но сейчас совсем другая ситуация...

Взяв в сарае совковую и штыковую лопаты, я направился в огород. Капать могилу мне непривычно, поэтому далось тяжело. В своей жизни я только раз копал нечто подобное - яму для своего пса, но в те времена было проще, ибо собачонка сама по себе была небольшая, а тут человека надо хоронить.... В этот раз управился минут за тридцать. Собрав лопатой последнюю горсть земли, я отправился за телом.

Встав возле двери, я долгое время не решался открыть ее, на глазах невольно вновь наворачивались слезы, но все-таки пересилив себя, вошел внутрь. Мать была мертва. Взяв ее на руки, она оказалась довольно легкой, я не спеша направился в огород. Как позже выяснилось, могилу я вырыл с запасом. От ног до стены было еще около двадцати сантиметров. По глубине тоже было прилично. Ну и хорошо, на том свете ей комфортно будет. Кинув горсть земли на грудь матери, я некоторое время смотрел в ее безжизненное лицо, почему-то я положил тело так, что лицо открылось само собой, сверху вниз и всеми силами хотел, чтобы все это обернулось сном.

Потом я просто стал ее механически закапывать. Сперва землей закидал лицо, затем все остальное тело, закутанное в одеяло. Когда все было окончено, я, слегка отдышавшись, встал на колени, прочитал кратенькую молитву, осенил себя крестным знамением и поднялся с земли.

Начался дождь. Ливень, если выразиться точнее. За несколько минут одежда промокла насквозь, но я все продолжал стоять на могиле матери, не в силах сделать хоть шаг...

Через час от влаги холмик просел, практически сравнявшись с землей...

Вернувшись в дом, я взял письмо, чистый лист бумаги, сел за стол и принялся писать ответ. Я не понимал, что делаю, но рука писала сама по себе, словно не я был ее хозяин, а кто-то другой, кто-то сильнее и могущественнее меня...

Через пятнадцать минут ответ был готов, и в нем я соглашался на работу и благодарил за предоставленную возможность, а еще через двадцать минут все мои вещи были собраны.

Немного грустно.... Но ничего, это пройдет, так всегда бывает.

Закрыв ветхую калитку на замок, я бросил прощальный взгляд на дом, взял сумки в обе руки и побрел не спеша по проселочной дороге к ближайшей железнодорожной станции...

Настало время жатвы...

ПЁС ПО КЛИЧКЕ ОТЧИМ

После свадьбы, если конечно роспись в "ЗАГСе" можно назвать тем знаменательным событием, о котором мечтает каждая девушка, новоявленный муж забрал меня с собой. Нет, не на Багамы, а которых так же мечтает любая девушка, а в места более скромные - в глухую деревню, находящуюся весьма далеко от цивилизации. "Гигант" - вот как назывался этот поселок. Имя деревни никак не соответствовало численности ее населения, ибо из жителей в ней остались всего-навсего от силы человек десять, да и то - в основном старики, которые были уже одной ногой в лучшем мире. Но, не смотря на столь удручающее положение дел, я все же была не особо против переезда, потому что жить в городе, даже не на широкую ногу, мне не позволяло финансовое состояние. Тем более любимый человек был рядом, а это самое главное.

В общем, я переехала. Мой муж, а значит теперь и я, фермер. Наше поле деятельности - дом, огороды, вольеры со скотиной и прочее - находилось далеко от самой деревни, примерно в полукилометре, но все равно оно относилось к поселку. Это необходимо было для того, чтобы люди, проживающие в этой местности, не жаловались на запах, который источает наша животина. Таков закон, да и ссориться со стариками дело, мягко говоря, не красивое. Мы жили тем, что сами выращивали, иногда торговали, потому что в наше время без денег тоже никак нельзя, а натуральным хозяйством мало, где можно расплатиться. Жили, душа в душу, много работали, но и отдыхали, каждый год скромно отмечали дату нашей первой встречи, и старались не обращать внимания на то, что живем довольно бедно, всячески отгоняя эту, хоть и не горькую, но все же неприятную мысль тем, что деньги - это не главное. Однажды, когда мы нехитро отпраздновали десятилетие нашей совместной жизни, муж тихо так, словно боясь вспугнуть, спросил меня в постели:

- Ты не хочешь ребенка?