Альфа и Омега(СИ)

Как же я её люблю, хоть иногда из-за гордыни не могу произнести этих слов!

- Ладно, мать, ты отдыхай пока тут, а я в сарай пойду, дров нарублю, а то заканчиваются уже.

- Хорошо, сын, как только домой захочу - крикну тебя, а нет - сама доберусь.

- Не вздумай! - строго сказал я. - Споткнешься еще ненароком, нам мертвецы раньше времени не нужны.

Мать хотела было что-то сказать, но я неуклюже поцеловал ее в щеку и быстро слинял в сарай.

Может, я поступаю и не правильно, но мне надоели мне ее нравоучения!..

В сарае за рубкой дров меня снова и снова посещали дурные мысли, но я вновь и вновь отгонял их прочь тяжелыми ударами обуха топора о пень. Поленья звонко кололись, из скромных единиц превращаясь в добротную кучку зимней валюты. Дров уже было предостаточно, но я все колол и колол, так как боялся остановиться хотя бы на мгновение, так как проклятые эгоистичные мысли вновь полезут в мою бедную голову и заставят усомниться в правильности моих действий, боялся услышать тишину, боялся услышать голос собственной совести...

- Да все правильно я делаю! - прикрикнул я и одним слитным ударом разрубил идеально ровный пень надвое. Половинки разлетелись в разные стороны и звонко ударились о другие уже порубленные чурки. Затем резким броском я воткнул опасный инструмент в пень и сел на небольшой гниловатый стульчик, что стоял у входа.

Пот лился с меня ручьем, я утирал лоб ладонью, глубоко дышал и делал все возможное, чтобы не думать о приглашении в это чертово НИИ, о сроке и больной маме.

Господи, за что?

4

На улице становилось все холоднее. Ветер нещадно трепал тонкие стволы деревьев, осыпая с них золотые листья, моросил косой дождь, время от времени обдавая сухое, морщинистое лицо матери небольшим количеством влаги. С запада медленно тащились громоздкие тучи, всем своим видом обещая, что ненастная погода на шутливом опрыскивании не закончится. Сквозь исполинские тучи иногда проглядывались робкие лучи почти полуденного солнца, но тут же трусливо прятались за монументальностью серо-черных спутников.

Когда сквозь одежду стал проникать ветер, мать, сильнее укутавшись в ватник, пыталась окрикнуть сына, но вместо слов из ее горла вылетал лишь царапающий гортань кашель с какой-то вязкой и липкой слизью.

Сплюнув зеленую дрянь на землю, она решил повторить бесплодные попытки.

- Матфей! - как можно громче сказала мать, но этого оказалось недостаточно - в ответ она услышала лишь звук разбивающихся поленьев и редкие эмоциональные выкрики сына. - Придется самой...

Опершись двумя руками о палку, которая под давлением больной немного согнулась, мать медленно поднялась с лавочки, слегка качнулась на осмелевшем ветру, но устояла, и, периодически вздыхая, медленно побрела к дому, стараясь взвешивать каждый шаг.

Это оказалось труднее, чем казалось ей на первый взгляд. Ноги не слушались, от каждого неверного шага подкашивались, в глазах сразу же темнело, а в голове мелькала отчаянная, словно залетевшая в дом птица, мысль:

"Чтобы я делала сейчас без своего сына? Он ведь мне так помогает! Даже представить себе не могу, если бы я каждый Божий день так напрягалась. Сама бы ни за что..."

- Ничего! - уже вслух с нотками ярости ответила сама себе мать. - Если бы он уехал, наконец, работать мне стало бы гораздо, ГОРАЗДО лучше. Справилась бы сама, ничего страшного...

С этими словами мать недостаточно высоко подняла правую ногу и носком зацепилась о выступающий деревянный порожек. Она упала на землю, даже не сумев хоть как-то сгруппироваться. К счастью ничего страшного с ней не произошло.

Мать лежала в мокрой от дождя траве, не в силах подняться, и мутные слезы досады бежали по ее щекам.

- Господи, - в сердцах сказала она, - я сама не знаю, чего хочу.... Забери меня, Боже, забери меня. Не мучь меня, умоляю!

Заметив, что удары топора прекратились, мать быстро, как могла, поднялась, чтобы сын ненароком не заметил ее в таком состоянии, и вошла в дом.

Внутри тепло. Топится печь. На печи кипит вода в алюминиевой кастрюле - Матфей снова готовить будет.

Сняв верхнюю одежду, мать взяла со стула полотенце и отставила кипящую кастрюлю на край печи.

- Что-что, а вот делать два дела одновременно он никогда не отучится.

Сказала с улыбкой и направилась в свою комнату.

Подойдя к столу, мать бросила на него полотенце, и случайно ей на глаза попался разорванный конверт с письмом, который так же лежал на нем.

- Кто это нам мог письмо прислать?

Взяв лист бумаги в свои морщинистые руки она начала жадно поглощать текст глазами. С каждой строчкой ее редкие брови поднимались все выше и выше, а к глазам подступала мокрая пелена, которая застилала взор. Прочтя все до последнего знака препинания, мать безвольно опустилась на стул, выронив письмо. Внутри нее образовалась невосполнимая пустота - душевная черная дыра, которая нещадно всасывала в себя все чувства, мечты и надежды. Мысли разом улетучились из ее больной головы, а их место заняла вязкая и наглеющая на глазах безысходность, которая предъявила свои права и теперь совершенно законно тащила душу на самое дно.

"Как?"