Альфа Центавра [СИ]

— Адъютантом.

— Ты еще не превосходительство, которое любило птиц, и тем более, не сама птица.

— Когда буду — в очереди не настоишься, занимай сейчас первое место, пока я свободна.

— У тебя кто-нибудь был?

— Да был один, но бросил.

— Бросил?

— Я сама, между прочим, не хочу быть третьей спицей в его колесе Дыбенка хромой, с сучковатой палкой вышел из-за танка, и помахал рукой следующему. Сверло посмотрел назад — больше никого нет, и побежал, как заяц, которому не дали первому, но всё ж таки позвали в конце концов на вечеринку.

Он уже повалил Нику на клочок травы, который здесь был, но кто-то не кстати вякнул под руку. Так это:

— Кря! — но только тихо, как будто хотел прикинуться человеком деликатным. Это был капитан Нази. У него все болело, как будто всю ночь занимался сексом, а скорее наоборот:

— Так ничего и дали, — как ни просил. Поцелуи и прочее, а до Этого Дела только:

— Когда женишься.

— Нет, а почему? — думал он, — а если я женат? И в этом время на него упали. Как не заметили? Он был в английском маскировочном костюме песочно-зеленого цвета, и напоминал окружающий пейзаж. В итоге он вспомнил всё, и начались разборки:

— Кто на ней женится? — Да, но это было бы в мирное время, а сейчас, как сказал один литературный работник из Америки на букву П — невозможно. Поэтому спорили просто:

— Кто возьмет ее в свой обоз.

Нази решил остаться, как он сказал:

— Со своей Бригадой.

— Он очень хотел повышения, — как сказал о нем Дыбенка, а Яша добавил:

— А мы поедем за спиртом. Они решили ехать вместе, так как Ника Ович пообещала:

— Там у меня в подвале еще одна есть. Как это понимать? Очень просто она думала, что не выбросила Щепку на произвол судьбы, а только хотела сделать это. Хотя Фрейд констатировал бы по-другому:

— Два больше, и поэтому лучше, чем один.

И да, это был не танк — если кто не помнит — а броневик, поэтому Паша Дыбенко ударен был не о колючую гусеницу, а о более гладкий щиток колеса. Иначе бы он, конечно, не хромал, как сейчас, а сломал ногу. На поле боя с такими вещами можно делать только одно:

— Закуривать последнюю кубинскую, и ждать смерти. — Конечно, можно надеяться, что возьмут в плен сердобольные санитарки, отнесут в город Царицын, а там кабаки, и врачи настоящие, конечно, не будут сразу резать. А уже если отрежут, то протез обязательно дадут. Ибо были слухи, что одному дали, и все об этом узнали, потому что протез был женский, и причем:

— В черном ажурном чулке уже. — Не надет, а был нарисован несмываемыми красками импортного производства. И вообще говорили, что эту ногу реквизировали в публичном доме, где работала одноногая проститутка, и так как ей при реквизиции нечего было дать, кроме своего тела, то отдала эту ногу. Точнее:

— Просто сами взяли и всё.

Из-за того, что Махно по слухам перешел на сторону Белых, пустили вслед за ним еще один слух:

— Нога эта приделана к одной из его ног. — В том смысле, что к тому, что от нее осталось. И предлагали называть Махно не иначе, как:

— Черная ажурная проститутка. — Слово ажурная не умещалось в сознании большинства граждан, и говорили просто:

— Черножопая проститутка. — Но и это для некоторых было слишком трудно запомнить, хотели просто:

— Проститутка, — но были возражения:

— Таких проституток до Питера раком не переставишь. — Поэтому было принято стихийно-здравое решение говорить:

— Черная Проститутка, — и если кому было не совсем ясно, добавлять:

— Батька Махно.

Он об этом даже не знал. Вот так не только бывает, а только так всегда и бывает:

— Все знают, а Вы — нет. — Хотя Доктор Фрейд сказал бы наоборот:

— Я знаю, — а кто еще то? В общем, та же история, что и с Теорией Относительности Эйно:

— Все понимают, только никто в этом признаться не хочет.

Аги и Махно зацепились за проезжавший мимо танк Леньки Пантелеева, в котором, правда, все места были заняты, как-то:

— Командир Ко, стрелок наводчик орудия Сонька, уступившая домогательствам Леньки, что будет в пределах танка называться, как:

— Лёлька.

— Да, но с условием, — сказала Сонька-Лёлька, — называйте меня:

— Лёлька из Царицына, — ибо я очень хочу взять этот город. Зачем она это сказала, подумал Колчак, ибо знал, что Сонька была Перебежчицей из Белых в Зеленые — или, что тоже самое Красные, которые и держали Царицын волею судьбы.

— На всякий случай, — подумал он спьяну, — надо держать ее на прицеле. — К своему удивлению, он нащупал где-то на своем теле Кольт 45 калибра. Удивительно было дважды:

— Что он был, — и второе: совершенно не тянет в землю, как говорили некоторые. Почему? Ответ:

— Старинные люди, мой батюшка. — Что значит, любую автоматизацию они принимали тогда, как:

— Большое облегчение. И действительно, лук со стрелами были легкими, а мушкет — как галлицизм казался намного легче, а это, между прочим, была:

— Пушка. — Которую носили на спине. И следовательно, человека легко обмануть, тем более, он сам очень:

— Обманываться рад.

Он посмотрел в перископ, и спросил:

— Мне кажется, или просто мерещится, что наперерез идет броневик.

— Я дам по нему небольшую очередь, хорошо? — сказала Сонька.

— Они могут сразу принять нас за чужих.