Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля

Грузовые вагоны мчат сквозь тьму и сугробы,
Набивая карманы дорогих москвичей,
Для которых опять арестантские робы
Мужики примеряют на Отчизне моей.

Сколько здесь их лежит поседевших и юных,

Безымянных и тех, кого помним пока –
От Дудинки к Норильску рельсов гибкие струны
При содействии вохры натянули зэка.

Выбивают вагоны дробь на стыках со свистом,

И кричат тепловозы, как от пули шальной,
Где народа враги, кулаки и троцкисты,
От души намахались на природе киркой.

Сколько здесь их лежит осторожных и прытких,

Безымянных и тех, кого помним пока –
От Норильска к Дудинке рельсов чёрные нитки
При содействии вохры размотали зэка.

Снова мутное солнце опускается низко,

Как тогда заблудившись в беспредельной пурге,
И не видно крестов или звёзд обелисков
Над могилами тысяч, привыкших к кирке.

Сколько здесь их лежит трусоватых и смелых,

Безымянных и тех, кого помним пока –
От Дудинки к Норильску рельсов острые стрелы
При содействии вохры прочертили зэка.

А над ними вагоны мчат железной оравой

Меж озёр и речушек, сквозь туманы и гнус,
По отмытым дождями позвонкам и суставам,
Чьи владельцы ковали Советский Союз.

«Гуси-лебеди! Чайки-вороны…»

Гуси-лебеди! Чайки-вороны,
Ну и прочие, кто не прочь,
Если слух прошёл во все стороны,
Как товарищу не помочь.

Солнца луч ещё искрой острою,

Малым пятнышком зыркнул чуть,
Сторожей ночных стая пёстрая
Так и бросилась мне на грудь

Я лежал во мху и помалкивал,

Без сомнения, что добьют,
Коли коршунов клёст расталкивал,
Да и горлицы тут как тут.

Солнца луч ещё даже венчиком

Не сумел в траве рассиять,
По делам своим к малым птенчикам
Разлетелась пернатая рать.

Гуси-лебеди! Чайки-вороны,

Ну и прочие, кто не прочь,
Если слух прошёл во все стороны,
Как товарищу не помочь.

Д

«Да, волк-одиночка. Пустынник и странник…»

Да, волк-одиночка. Пустынник и странник,
Годами и ветром по миру гоним.
Но если я чем-нибудь стрелян и ранен,
То только лишь взглядом небрежным твоим.

Да, волк-одиночка. Схизматик и схимник,

Не вынесший клятв и зароков пустых.
Но если не холоден мне снежный зимник,
То только от прошлых объятий твоих.

Да, волк-одиночка. Чарун и чудесник,

Уставший и грустный седой соловей.
Но если даны мне от господа песни,
То только во славу улыбки твоей.

Да, волк-одиночка. Банкрот и растратчик,

Напрасно мечтавший о дне золотом.
Но если умру, незаметно и кратче,
То только, чтоб ты не узнала о том.

«Дабы друг не дрогнул пред бедой…»