Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля

Ведь не зря тратил я молодые года
Там, за речкой, за чёрной горою,
И горит на груди Золотая Звезда,
Как положено это Герою.

Сторожил я с друзьями Тадж-Бекский дворец.

Замирял кишлаки по горам Кандагара.
И холодная сталь, и горячий свинец
В моё тело входили недаром.

Я у Сунжи в лесу, окружённый, один

Отбивался в упор от давнишних знакомых,
Но не умер и взял, как и дед, свой Берлин,
Хоть его и зовут по-другому.

Почему же сегодня мне в спину кричат

О каких-то правах и свободах,
Если я по приказу навёл автомат
На хохлатых фашистских уродов.

Я – отечества воин, воспитанный в ГРУ,

Заявляю всем сквозь балаклаву:
Если надо – убью, если надо – умру
За вождя, за народ, за державу.

И никто помешать не сподобится мне,

Присягнувшему Русскому флагу,
Знайте: я, как отец на сибирской броне,
Въеду в мной усмирённую Прагу.

«Весенний ветерок лепечет…»

Весенний ветерок лепечет,
По-детски проявляя прыть,
Дабы скорее окна вечер
Мог тьмой безмолвною накрыть.

Чтоб я уснул и засыпая,

Как в интернетовской сети,
Посредством божьего вай-фая
Себя мог снова обрести.

Весёлым, смуглым иностранцем

17 лет тому назад,
Под горький запах померанцев
И пенье сладкое цикад.

Вдали отечества родного,

Давно презревшего меня,
За дело, помысел и слово
Срамя, пороча и черня.

Пусть судит бог, но я не скрою:

Как мужику, мне грянул гром,
И стала родина чужою,
И хуже мачехи притом.

А я ведь верил безгранично,

Служил, работал, воспевал
С другими и единолично,
Без сторожей и погонял.

Но доказать сумели власти:

Стране навеки суждено
Иметь две старые напасти
И с ними новшество одно.

Ну, и зачем мне Муссолини,

Попов средневековый бред
Среди запретов, красных линий
И нарисованных побед.

Я жить хочу открыто, честно,

Среди свободных, как и я,
И не во сне, а повсеместно
До дней последних бытия

«Весы справедливости – верные, точные…»

Весы справедливости – верные, точные,
Хозяина нет им и сторожа нет,
Но каждый из нас в своё время урочное,
Коснётся их чаш, излучающих свет.

Они не знакомы с людским правосудием,

Вершимым нередко во лжи и за мзду,
Где форма и буква – слепое орудие,
Несущее в мир человека вражду.

И с верой не путай их в царстве таинственном:

Под грозные взгляды, меж благостных струй,
Не важно, страдал или предал, единственно –
Покайся и руку холуйски целуй.

Весы справедливости – точные, верные,

Они по-другому выносят вердикт:
То сладкие губы, то язва с каверною,
То вдруг беспричинная ярость владык.

И самое горькое, самое страшное,

По нашим грехам меря долю детей:
Где сын-алкоголик с тоской бесшабашною,
Где дочь над разбитой любовью своей.

«Волею чьею пред мною ты явлена…»