Альфонс

— А когда закончилась революция, дедушке скучно стало. Он застрелиться хотел, но не решился. Повесился тогда. Верёвка не выдержала. А потом ему говорят: надо товарища Троцкого и генеральные, Сталин нам не годится. Дедушка так обрадовался… Даже пить бросил, побрился, помыл голову и костюм новый купил. Ему дали наган. Дедушка должен был председателя горкома грохнуть. Но тут кто-то донёс. В самый последний момент… — Анаконда приподняла стакан и сделала несколько глотков. Сунула в рот огурец. — К дедушке пришли ночью. Увезли в воронке. В НКВД ему половину зубов выбили. Иголки горячие загоняли под ногти. Яйца табуреткой отдавливали. Дедушка им всех своих перечислил. Кого знал. А заодно — соседей и родственников. Ему повезло тогда. Двадцать пять дали. А остальным: через одного — расстрел. Дедушка просидел на Севере до пятьдесят шестого, пока Хрущёв не освободил. Реабилитировали, как незаконно репрессированного… Когда его хоронили, ордена несли на подушечках, — она сладко заулыбалась, — речи читали, пионеры отдавали салют, улицу назвали дедушкиным именем… Сейчас переименовать хотят. Демократы… — Максимова выругалась по мужски и с такой неподдельной искренней злобой, что Андрей испытал к ней даже какое-то уважение. Хотя весь остальной рассказ вызвал только мурашки.

Максимова допила водку и начала оседать. Язык её как то резко сделался заплетающимся. Максимовой, явно хотелось рассказать что-то ещё из своего архива, но она сама уже не знала — что. Водка вылилась мимо тарелки на скатерть, огурец полетел вниз. Спустя пару минут Анаконда уже сладко дремала, расположившись между стульями.

Газель видела, что услышанное произвело на Андрея неслабое впечатление.

— Мы это всё в сто первый раз послушали. — Спокойно сказала она. — Лена слишком быстро пила. Обычно Анаконда наша успевает рассказать ещё, как дед этот мертвецов трахал и как пробовал мертвечину есть. — Газель отхлебнула кофе и повертела в пальцах пирожное.

И тут взгляды всех обратились опять к Масксимовой. Анаконда неподвижно лежала на полу, а вокруг неё расплывалась теперь неприятно пахнущее пятно.

— Безобразие. — Громко сказала Диана. — Настя, тварь! Где ты, скотина, шляешься?

Настя появилась, не глядя ни на кого.

— Унеси это. — Приказала Диана, ткнув указательным пальцем.

То, что последовало дальше, заставило Андрея сморщиться. Ничего более позорного, ничего более унизительного для женщины-самки видеть ему не приходилось. Настя, тяжело упираясь, волочила безжизненную Анаконду за ноги — так, как если бы та была вещью, предметом. Андрей подумал, что, вот, сейчас Настя, пожалуй, сполна расчиталась с Максимовой за вчерашнее.

Газель ласково и очень-очень осторожно потрогала Андрея за ногу, поползла вверх.

— Ты знаешь, что когда женщина хочет мужчину, она потеет?

Газель вытерла пальцами лоб, потом медленно облизнула губы. Андрей поёжился.

Пошли. — Тихо сказала Газель. Почти прошептала.

Андрей покорно поднялся.

— Знаешь, некоторые люди брезгуют целоваться. Они говорят, что неприятно брать в рот чью-то слюну. — Газель разговаривала, когда они поднимались наверх. — Я не понимаю таких людей. Очень люблю слюну. У каждого человека — свой вкус, и это — вкус его слюны.

Андрей осторожно и с интересом посмотрел на Газель.

У меня есть большая коллекция.

Газель толкнула дверь и первой вошла в комнату.

— Пузырьки. В каждом — слюна мужчины или женщины. Всех, с кем я когда-то спала. — Она сентиментально пожала плечами. — С человеком когда-нибудь расстаёшься… А потом хочется вспомнить его. Пузырьки эти я замораживаю. Хранятся они долго. Иногда открываю коллекцию… Полижу кого-нибудь.

Газель достала из сумочки пузырёк.

— Пожалуйста, Андрей. Сделай немножко.

Андрей внимательно смотрел ей в глаза, потом также внимательно — на пузырёк. Он вдруг почувствовал тошноту: представилось, как спустя много лет стареющая Газель станет надлизывать пузырёк с его замороженной… Андрей быстро взял шклянку. Несколько раз сплюнул. Потом отодвинул пузырёк в сторону — чтобы на глаза не попадался. И тут он увидел свёрток, который Газель достала из сумочки. Она развернула всё и положила на кровать. Это была школьная форма. Девчоночья.

Газель скромно улыбнулась и облизнула губы.

— Я хочу, чтобы ты это надел. — Сказала она.

Андрей отошёл назад.

— Зачем?

— Ты не хочешь?

…Не хочет? Андрей вспомнил пачку купюр, которую сегодня утром ему дала Надя. Сколько там было?.. Андрей ещё раз оглядел наряд… Конечно, он хочет. Деньги дают благополучие, сытость, независимость, власть над себе подобными… Хочет, конечно.

Андрей натянул колготки, пролез в платье. Газель помогла ему завязать фартук. Потом отошла назад. Придирчиво оглядела.

— Красавица ты моя… Можно, я буду называть тебя Светой?

Конечно, можно.

Газель достала из сумочки помаду, тушь, гель и ещё что-то. Полчаса у неё заняло на всё. Газель больше не интересовалась мнением Андрея насчёт происходящего. Перед собой она видела только куклу.