Однако ясности в отношениях так и не наступило. В письмах, которые он писал Софи во время своих поездок, Альфред мог вдруг резко изменить тон. С одной стороны, он скучал по ней, посылал «сердечные» поцелуи и хотел быть ее «медведем», но с другой – стыдился ее необразованности и отсутствия вкуса. Во время процесса Диттмара он именовал себя «любящий Тебя Альфред» и писал, что сильнее, чем когда-либо, ощущает ее любовь к нему. Несколько месяцев спустя мог обвинить ее в том, что она «выхолостила силу его духа», сделала его глупым, неуклюжим и убогим в разговорах с образованными людьми. Само собой, с этим Софи мало что может поделать, ибо ничего в этом не смыслит, язвительно продолжал он. «Ты понимаешь только то, что подходит Тебе самой. Ты не в состоянии увидеть, как я годами из чистого благородства жертвовал собой, то есть своим временем, обязанностями, своей духовной жизнью, своей репутацией, которая всегда сопутствует общению с людьми, всякими связями с образованным сообществом и, в конце концов, даже моим делом ради неразумного и взбалмошного дитяти, которое даже не видит в этом никакого благородства»14
.В глубине души Альфред убежден: лучше всего для них обоих будет, если Софи встретит другого мужчину, обретя «истинную и долгосрочную привязанность приличного человека». Как ей нелепо тратить свою молодую жизнь на мрачного пожилого господина, так и ему общаться с тем, кто гораздо ниже его интеллектуального уровня. Порой он напрямую писал, что тоскует по «интимному сожительству» с женщиной, которая понимала бы его, и что эта женщина – не Софи.
Но между этими всплесками жило непреходящее чувство, нежные поцелуи, сладкие словечки: дорогая Софихен, «дитя мое сердечное». Летом, отправляя свои письма ей на курорт, он, бывало, писал на конверте: Wohlgeboren Frau Sophie Nobel (Высокочтимой госпоже Софи Нобель). Казалось, он не расставался с надеждой, что Софи однажды откроет для себя свет просвещения и, преобразившись, встанет рядом с ним равной в духовном плане15
.Его мучения и-за этой связи усугубляла и первая реакция братьев. После сурового выступления Людвига против Софи осенью 1878 года Альфред собрался с мужеством и обратился за советом к Роберту. Тот тоже был не в восторге от «золотца» младшего брата. Роберт пообещал дать Софи еще один шанс и при новой встрече обратить больше внимания на ее достоинства, однако предупреждал Альфреда, чтобы тот не слишком полагался на чувства, «ибо это слабость, недостойная мужчины». По мнению Роберта, «каждый волен поступать по своему разумению, но в зрелом возрасте пусть разум решает, иначе потом придет пора сожалеть». Если сомневаешься, лучше этого не делать, считал Роберт. Подлость жизни в том, что люди – «игрушки в руках природы, от которых она требует лишь размножаться, все остальное вторично»16
.Однако с годами скепсиса у обоих братьев поубавилось. Теперь Альфред мог получить радостные летние приветы из Карлсбада или Франценбада, где то Роберт, то Людвиг повстречались с Софи. Сам же он предпочитал иные курорты, в особенности свой любимый Экс-ле-Бен. Когда Софи интересовалась, почему он никогда не берет ее с собой туда, он отвечал: чтобы избежать пересудов. И ссылался на пуританские нравы шотландских директоров, иногда появлявшихся там. Альфред помнил, как они осуждали британского коллегу за «похожий и вполне простительный роман». Себя он не мог подвергать такому риску. «У человека может быть много золотых монет, и еще больше он может их приобрести, однако ему дано только одно имя, и задача каждого сохранить его незапятнанным, насколько это возможно»17
.Перемена в настроении братьев, похоже, сняла камень с души Альфреда. С особенным облегчением он воспринял изменение в позиции Людвига. Летом 1882 года отношения настолько улучшились, что Людвиг в письме Альфреду мог восхищаться его «добрейшей» Софи, которая нашла для его жены Эдлы роскошные черепаховые гребни. Во время пребывания на водах в Карлсбаде Софи сделала Людвигу сюрприз в день его рождения, чем очень его порадовала. В ответ Людвиг подарил Софи на Новый год собаку по кличке Белла. У Альфреда собака вызвала не меньший восторг, чем у Софи. «Краснея, вынужден признать, что это маленькое существо развлекает и меня, ибо оно очень радостное, а я всему на свете предпочитаю видеть радость вокруг себя», – писал он брату18
. Людвиг и Софи даже начали переписываться, но тут Альфред забеспокоился, что хрупкое счастье рухнет. «Очень мило со стороны Людвига призывать тебя писать ему, однако не забывай, что твой стиль оставляет желать лучшего, посему постарайся писать кратко и все же вставить что-нибудь глубокомысленное», – заклинал он Софи.