Французская динамитная компания Барба и Нобеля поднялась на сделанном когда-то исключении из государственной монополии на взрывчатые вещества. Однако государство оставалось серьезным конкурентом, а в конце 1870-х на динамитном рынке появился еще один соперник. Это был инженер Жео Виан, старый друг Барба. Вскоре Барб и Виан начали втайне строить совместные планы. Они обсуждали условия слияния предприятий, на котором сами смогли бы заработать большие деньги, а затем разыграли целый спектакль перед Альфредом Нобелем и руководством компании. Когда все раскрылось, этот изощренный блеф больно ранил Альфреда. Мало того, Барб к тому же тайно создал дочернее предприятие в Англии, при помощи которого планировал импортировать динамит, изготовленный в Швейцарии, и конкурировать с шотландским заводом Нобеля23
.Альфред и раньше знал, что со своей совестью Барб всегда может договориться – это умный, дерзкий игрок. Долгое время ситуация все же не выходила за рамки приличий, но, когда компаньон объединился с неразборчивым в средствах Жео Вианом, казалось, все запреты сняты. Альфред отметил у него изменения личности на нескольких уровнях.
Сам Барб, к этому времени уже овдовевший, утверждал, что его «охватила хандра», когда в 1882 году один за другим умерли его родители24
. Альфред же считал, что все это не оправдывает морального падения, свидетелем которого он сам, к несчастью, стал. В письме к Роберту он жаловался на Барба, который «в последнее время совсем стыд потерял и начинает конкурировать с теми компаниями, которые сам же и основал. Боюсь, наши отношения могут перейти в открытую вражду». Своего мнения он не скрывал и от Барба: «Когда честность перестала быть стандартом, хорошие отношения уже невозможны… вместо этого будет битва со всякими крайностями», – писал ему Альфред25.Однако удивительное дело! Угрозами все и обошлось. Двое компаньонов продолжали сотрудничать, вероятно, потому что Альфреду трудно было обойтись без предпринимательской интуиции Поля Барба. Без его помощи собственное время Альфреда в лаборатории сократилось бы до минимума. Он прекрасно это понимал и боялся более всего.
Возможно, он повел бы себя иначе, если бы знал о том интересе, которое проявила французская тайная полиция к господам Барбу и Виану. Рапорты, запрошенные тайной полицией в 1882 году, пока не вызвали особой тревоги, но в будущем за этой парочкой будет установлено особое наблюдение. К Виану агент секретной полиции даже пришел с визитом26
.Во французской политике тон по-прежнему задавал Леон Гамбетта. Многих удивляло, что он не выставил свою кандидатуру на президентских выборах после отставки Мак-Магона. На практике же бывшего президента сместил именно Гамбетта. Вместо этого он стал спикером Национального собрания и премьер-министром (président du Conseil) недолговечного, продержавшегося всего 66 дней правительства.
Франция меняла правительства, как буржуа рубашки. Однако все они были близки к прагматичному республиканскому лагерю Гамбетты, так называемым оппортунистам. Они считали своей задачей искоренить все, что ассоциировалось с Францией времен Наполеона III. Была введена свобода печати и собраний. Урезалось влияние католической церкви. «Клерикализм – вот наш враг!» – провозгласил Гамбетта. После школьной реформы 1882 года образование стало не только обязательным и бесплатным, но и, что немаловажно, полностью светским. Всем религиозным элементам в системе образования указали на дверь27
.Французская волна секуляризации стала исключительной по своей силе, но рост антиклерикальных настроений наблюдался и в других странах. Радикальные изменения в естественных науках поставили вопрос ребром. Какова роль религии после Дарвина? Кому теперь нужен Творец, когда естествоиспытатели могут объяснить сущее до мельчайшей составляющей? Вскоре немецкий философ Фридрих Ницше шокирует мир, заявив в своей новой книге: «Бог умер»28
.Альфред Нобель тоже размышлял в одиночестве над этими вопросами. Такого рода философские изыскания привлекали его. Является ли атеизм достойной альтернативой? Как он писал в те годы в стихотворении «Мысли в ночи»: «Но разве не было начала у всего, / И бесконечность, что была и будет / В мирах бессчетных, как не божество / Создать сумело? Кто ж тогда?» Альфред Нобель был дитя романтизма, и оставался им, какие бы величественные научные мечты ни волновали его ум. Его не прельщал «холодный принцип и бесплодный» атеистов. Он считал, что можно определить мистическую силу бытия – ту силу, которая, к примеру, заставляла держаться вместе атомы или железо притягиваться к магниту. «Та сила, что орбиты дальних звезд / В движении сокрытом направляет, / Природы волю верно возвещает», – писал Альфред.