На его книжной полке стоял последний сборник рассказов знаменитого писателя Ги де Мопассана, который он прочел с карандашом в руке. Его особо тронула строка из рассказа «Счастье»: «Внезапно начинаешь постигать ужасающую горечь бытия…»108
Проведя черту на полях, Альфред написал «bien»[49]
.Между тем на стрельбище в его имении в Севране каждый день грохотали выстрелы. В начале ноября 1887 года британский профессор химии Фредрик Абель поехал туда с Альфредом, чтобы полюбоваться результатами. Это был не первый его визит в Париж по тому же поводу. Альфред гордился интересом со стороны столь заслуженного профессора, называя его «лучшим другом Военного министерства». При поддержке Абеля он надеялся получить доступ на английский рынок. Положение выглядело многообещающе.
Абеля удостоили дворянского титула, теперь он именовался «сэр Фредрик». С теплыми живыми глазами и огромными седыми бакенбардами, свисавшими с его по-детски округлых щек наподобие бахромы на шторах, он был на несколько лет старше Альфреда Нобеля и производил впечатление человека добродушного. Десятью годами ранее сэр Фредрик повел себя некрасиво, задержав продвижение динамита в Англии. Но эта размолвка ушла в историю. Теперь они относились друг к другу с полным доверием и работали вместе. Иначе Альфред никогда не повез бы с собой профессора смотреть тайные эксперименты в Севране.
Однако несколько недель спустя Альфред узнал, что сэр Фредрик рассказал о его новом порохе на публичной лекции в Лондоне. Альфред был шокирован. То, что он обсуждал с Абелем в Севране, было строго конфиденциально, как профессор мог так поступить? Альфред пытался утешить себя тем, что сэру Фредрику известно недостаточно, чтобы обмануть его. Профессор даже не знает точного состава пороховой смеси. Однако Альфред предупредил Томаса Джонстона, главу Nobel Explosives в Глазго. Он подчеркнул, что они должны соблюдать максимальную осторожность, что все, связанное с новым порохом, extremely confidential[50]
. Может быть, стоит поторопиться с получением патента в Великобритании?109Этого Альфред еще не сделал. Связанную с этим бюрократию он ненавидел всей душой. Она отнимала огромное количество сил и нервов, при этом он лучше, чем кто-либо другой, знал: сформулировать патент так, чтобы защитить свои права, практически невозможно. Подавать заявку слишком рано почти всегда было еще хуже, чем опоздать. Он часто говорил, что в обычном случае приходится соискать не менее двенадцати патентов в одной стране, чтобы получить хотя бы относительную защиту прав, которая в большинстве случаев все равно оказывается иллюзорной. С горькой иронией он предложил патентной системе сменить название и впредь называться «Система налогообложения изобретателей для содержания паразитов»110
. В случае с бездымным порохом он решил подать заявку на патент пока только во Франции. Испытания проводились именно там, и потому там выше вероятность, что секрет раскроется.Но, может быть, ему следует изменить свое решение? Они договорились, что Джонстон постарается как можно скорее защитить бездымный порох патентом и в Великобритании111
. Следовало учитывать и риск войны. «Я не верю в скорое начало войны между Россией и Германией/Австрией. Но те, кто готовится к ней, совершенно правы. Бисмарк хочет ослабить Россию, а, поскольку император Вильгельм полностью разделяет его взгляды, Европа рискует ощутить в 1888 году запах пороха», – писал он Барбу в середине декабря 1887 года112.Что преобладало в мыслях Альфреда Нобеля при такой оценке ситуации – интересы мира или интересы компании, – невозможно понять.
Наука за столетие сделала столь гигантский шаг вперед, что некоторые полагали: исследования вот-вот достигнут своего предела. Казалось, на многие важные вопросы уже даны ответы. Ученые выявили разницу между атомами и молекулами, и все больше исследователей приходило к выводу, что атом, мельчайший кирпичик природы, неделим. Мир все еще ждал научно обоснованного доказательства существования атома, но сомнения уже рассеялись. Еще в конце 1860-х годов русский ученый Дмитрий Менделеев создал свою Периодическую систему химических элементов, в которой классифицировал известные химические элементы по атомному весу. С тех пор исследователи продолжали заполнять пустые ячейки в его таблице вновь открытыми элементами. Возникло чувство, что стоит только заполнить таблицу, и настанет полная ясность.