Второе свое письмо Альфред решил начать с Иммануила Канта, стиль которого, по его мнению, так тяжел, что «после его “чистого разума” читатель жаждет иррациональности». Но одну важную мысль Кант, по мнению Альфреда, высказал: всякое мировоззрение индивидуально. Абсолютной истины не существует, а потому и сам Альфред не мог представить ее в своих философских набросках, как он не преминул подчеркнуть. Да и что, собственно, есть разум и что есть безумие? Даже на этот вопрос нет абсолютного ответа. В качестве примера он привел изобретение Александром Грэхемом Беллом телефона, который в последние годы завоевывал все большую популярность. Сам Альфред не принадлежал к тому узкому кругу, который обзавелся личными аппаратами, но в Париже появлялось все больше и больше телефонных будок, а во Франции с ее населением в 40 миллионов жителей число телефонных абонентов приближалось к 12 000. «Если бы в прошлом столетии кто-то высказался по поводу возможности беседовать с другим человеком на расстоянии в 1000 километров, люди, наделенные здравым смыслом того времени, признали бы его сумасшедшим»23
.Он считает, что нелепо судить о ценности человеческих мыслей и выражений. По мнению Альфреда, мышление – это всего лишь ток крови в мозгу. Насколько легко манипулировать этой системой, стало очевидным, когда люди начали употреблять «гашиш» и алкоголь, замечает он. Поэтому, когда речь заходит об абстрактном мышлении, всегда может быть рекомендована здоровая доза «всеобщего сомнения».
Многое из того, что мы, как нам кажется, знаем о мире, подчеркнул Альфред, строится на логических рассуждениях и расчетах вероятности. «Никто не посмеет усомниться в том, что Земля продолжит вращаться вокруг Солнца и вокруг своей оси; что Солнце, как и доныне, будет дарить нам тепло и свет; что людям и животным предназначено рождаться и умирать; что сила земного тяготения не ослабнет; что море не испарится и не взорвется; что железо не станет жидким, а ртуть твердой; что Луна не упадет на Землю. Между тем для этих и аналогичных предположений не существует абсолютных доказательств».
Уточнив эти условия, Альфред переходит в третьем письме к сути своего мировоззрения. Он начинает с того, что открещивается от всех религий и богов, придуманных людьми. История показала, что большинство религий создавались лишь для того, чтобы напугать людей и добиться послушания, пишет он. Зато он верит в существование исходной жизненной силы, «феномена притяжения».
Его любимый пример – атом. Современная химия показала, что эта «минимальная делимая единица» обладает особой жизненной силой. Атомы либо притягиваются друг к другу в химических соединениях, образуя молекулы, или отталкиваются друг от друга. Почему? Манифестация жизни, считает Альфред, сродни той силе притяжения, которая может возникать между людьми. «Не являются ли те силы, что соединяют стихии, своего рода феноменами жизни, как и наши симпатии? А электрическая и магнитная полярность разве не является всего лишь иной формой того, что мы называем любовью и ненавистью? Уже одна странная аналогия между так называемыми мертвыми и живыми импульсами вызывает у всякого думающего человека вопрос, насколько близко родственны физическая и психическая жизнь».
В своем романе он выразился несколько более романтично: «Как любовь влечет нас к любимой груди, так и магнит стремится к противоположному полюсу».
Там, в силе притяжения, он нашел тайну зарождения жизни. По мнению Альфреда, способность вступать в химические соединения означает, что атомы снабжены самостоятельными «наклонностями к творению», благодаря которым сотворение продолжается. Должно быть, он удивился сам себе, когда философ в нем не смог подобрать для этой силы лучшего слова, чем «благодать». Или, как написал он сам: «Если мы предположим, что количество мельчайших клеток жизни, которые мы называем атомами, бесконечно и что все они взаимодействуют, создавая живое целое, не имеющее ни начала ни конца, нашему взору открывается бóльшая благодать, чем может объять человеческая мысль, и по сравнению с этим все мелкие догматические божества покажутся нам отходами мышления»24
.Человек, считавший, что не наделен «магнетизмом сердца», развивал и превозносил именно ее, силу притяжения между людьми и между стихиями природы, до уровня изначальной жизненной силы. Человек, презирающий все придуманные людьми божества, создал именно их. Но философия мира, которую, возможно, имела в виду Берта фон Зутнер, когда писала Альфреду Нобелю, если и находилась у него в списке приоритетов, то где-то далеко внизу.