– Что-то я пока не того, – сказал Айсул, ероша сенсорную мантию, чтобы окончательно прийти в себя.
Фассину показалось, что он опять внутри того орудийного ствола, у самого основания, вот-вот раздастся взрыв, и он, Фассин, полетит, нет, уже летит по этому самому большому, самому длинному, невыразимо громадному, не знающему равных во всей этой долбаной Вселенной стволу.
– И как далеко мы от Наскерона? – услышал Фассин собственный голос.
– Постойте-ка, – медленно проговорил Айсул, – что значит «система»?
– Звездная. Это не газовый гигант. Извините, если какая путаница.
– Тридцати четырех килолет?! – переспросил Фассин. Ему показалось, что он сейчас опять вырубится. – Вы хотите сказать… – Голос его замер.
– Я это уже говорил.
Их занесло в другую систему, в другую солнечную систему, вообще на другой край галактики. Если только им говорили правду, Юлюбис (система и звезда) остался в тридцати четырех тысячах световых лет позади. Значит, около Юлюбиса был рабочий портал, через червоточину связанный с этой отдаленной звездной системой, и ни Фассин, ни Айсул понятия не имели о его существовании.
Облачник по имени Хострум имел в поперечнике один световой год. Облачники были – смотря, к чьему мнению прислушиваться, – разумными, полуразумными, проторазумными, а-разумными или вовсе лишенными малейших начатков разума существами, хотя последней, крайней точки зрения придерживались лишь те, кто находил ее удобной, – например, те, кто мог извлечь выгоду из промышленной разработки обширного облака газа. Если оно не было живым. Облачники предположительно стояли ближе к огромным, распределенно смышленым растениям, чем к какому-либо виду животных, и по составу были очень близки к облакам межзвездного газа, которыми – или обитателями которых – они являлись (различие имело лишь академическую ценность).
Облачники принадлежали к синктурии – собранию существ, видов, машинных штаммов и разумных отбросов, которые существовали (обычно) в межзвездном пространстве и не подходили ни под какую известную категорию (так, они не были ни кометариями глубокого космоса, называемыми эклипта, ни дрейфующими разновидностями коммуниталий коричневых карликов, известными как плена, ни настоящими экзотами – небарионовыми полумраками, или тринадцатиразмерниками, или квантархами, обитавшими в потоках элементарных частиц).
Друг Валсеира Лейсикроф был исследователем синктурии. Он отправился в полевую экспедицию и посещал представителей синктурии по всей галактике – облачников, парусников, поверхностников, созидателей и всех остальных. Он наведывался и к Хоструму, потому что тот был одним из немногих облачников вблизи портала червоточины. Но ни о ходе, ни о портале не знала ни одна живая душа в Меркатории или остальной части того, что называло себя цивилизованной галактикой.
Звезда Аополейин находилась всего в дюжине световых дней от них. Облачник Хострум (который был крупнее этой звездной системы, если мерить по орбите самой удаленной планеты) частично располагался во внешних пределах системы и был склонен (если только это слово не слишком перегружено смыслом) к медленной миграции в сторону наиболее удаленной части этой огромной линзы. Где-то здесь находился насельник Лейсикроф в своем маленьком аппарате. По меньшей мере когда-то находился. «Велпин» и отправился на его поиски.
– И как долго мы были в отрубе? – спросил Фассин Кверсера-и-Джаната.
Они парили на мостике «Велпина», наблюдая, как сканеры прощупывают окрестности в поисках чего-нибудь напоминающего корабль. Продвигались они медленно. Насельники давным-давно заключили с облачниками соглашение, взяв на себя обязательство не перемещаться внутри их на высокой скорости. Несмотря на эластичность облачников, их индивидуальные пленочные покрытия, неустойчивые пояса и каналы разреженного газа, образовывавшие органы чувств и нервную систему, были чрезвычайно уязвимы, и кораблю размером с «Велпин» приходилось двигаться среди прядей живого вещества облачников медленно и осторожно, чтобы не причинить им никакого вреда.
«Велпин» транслировал сигнал-приветствие, содержащее и просьбу к Лейсикрофу выйти на связь, хотя Кверсер-и-Джанат не питали особого оптимизма: эти ученые стали притчей во языцех за привычку выключать свои системы связи.
Вид у истиннодвойни был искренне недоуменный. Кверсер-и-Джанат встряхнулись, зашуршав сверкающими морщинками своего зеркального одеяния.
– Где-где были?
– Как долго мы были без сознания? – спросил Фассин.
– Несколько дней.
– Серьезно, – сказал Фассин.
– Эй, что значит «мы»? – возразил Айсул. – Я лично не был без сознания.
– Ну вот.
– Ваш друг не согласен.