Алгебраист

Таинс проверила время; голова пока что соображала плохо, и она с трудом ориентировалась в реальном пространстве. До Юлюбиса все еще оставалось полгода пути. Теперь она будет бодрствовать до самой атаки – на этом последнем отрезке ее должны были разбудить одной из первых, потому что никто больше не был так хорошо знаком с местной обстановкой. Она внутренне сомневалась, что от нее будет прок, – ведь она в последний раз была в системе Юлюбиса двести лет назад, а после вторжения там, мягко говоря, кое-что могло измениться, но никого лучше ее не было. В этом смысле она рассматривала себя скорее как талисман, как маленький символ системы, за которую они будут сражаться. Даже если Таинс зачислили в эскадру только на этом основании, ее это мало волновало. Она не сомневалась, что она хороший, компетентный и смелый офицер и заслужила такое назначение. А если она и была уроженкой системы, на спасение которой они спешили, то это лишь давало дополнительное преимущество.

После стычки с запредельцами флот слегка растянулся, так что корабли передового охранения при внезапной атаке не получили бы немедленной поддержки, рискуя быть разгромленными задолго до подхода основных сил. Бо́льшую часть прошедших лет Таинс пребывала в медленном сне внутри своего кокона, но передовые корабли обеспечивали относительную безопасность, и на некоторое время она освобождалась от противоударного геля, гуляла почти как нормальное человеческое существо в условиях гравитации, создаваемой вращением корабля, и находила нечто странное в этой нормальности – ощущение было такое, словно в человеческое тело вселился инопланетянин. Она чувствовала себя неуклюжей, удивлялась таким малостям, как ногти или волосы на руке, испытывала, особенно поначалу, неловкость, встречаясь с другими свободными от службы людьми; ей не хватало питательной среды ее кокона, виртуального существования среди системы приборов (с возможностью покидать этот комплекс сенсорных данных высокого разрешения) – она самой себе казалась ампутированной конечностью.

Теперь, когда она решительно покончила с виртуальной жизнью, это все должно повториться. Таинс вовсе не стремилась к этому. Ковыляя на двух ногах, она желала вернуться в кокон, синхронизироваться с приборами, но, с другой стороны, там, в коконе, она всегда чувствовала тоску по нормальной, физической, моноскоростной, монореальной жизни. Голубые небеса и солнечный свет, свежий ветерок, играющий ее волосами, зеленая трава и цветы под босыми ногами.

Как давно это было. И может, уже никогда не вернется – кто знает.

И в то же время, когда она поняла, что медленно просыпается (без воя тревожных сирен, по заранее спланированному сценарию, заранее оговоренной системе распределения обязанностей, а не из-за чрезвычайных обстоятельств, которые в любой момент могут привести к гибели), ей пришла и другая мысль: она еще не совершила побега в смерть, жизнь еще не закончена и, прежде чем к ней придет покой забвения, возможны любые ужасы и муки.

* * *

– Хострум, – сказали Кверсер-и-Джанат.

– Где? – спросил Фассин.

– Что значит «где?»?

– Вы в нем.

Когда они снова включили системы маленького газолета, сознание вернулось к Фассину. Он по-прежнему был как пьяный и ощущал себя до странности неумытым, но это чувство постепенно проходило, по мере того как противоударный гель снова обволакивал его. Айсул тоже выглядел как нокаутированный, и, когда освободился от креплений, его стало покачивать в воздухе.

Теперь экран в пассажирском отделении работал – Кверсер-и-Джанат, по-прежнему щеголявшие в своих блестящих одеяниях, ударили по нему одной ободковой рукой, и тот вернулся к жизни. Фассин внимательно разглядывал картинку, но видел только звездное поле. Он пока не мог сообразить, в каком направлении смотрит. Явно не в том, в каком привык смотреть. Он ничего не узнавал.

– В нем? – спросил он, чувствуя себя пьяным идиотом.

– Да, в нем.

Фассин посмотрел на Айсула, мантия которого по-прежнему выглядела сероватой.

Абориген сделал недоуменный жест:

– Ну, я сдаюсь. Кто, что или где этот долбаный Хострум?

– Это облачник.

– Облачник?! – переспросил Фассин.

Путаница с переводом – или простое непонимание. Облачники относились к синктурии – то были существа, устройства, полуцивилизации и технические отходы, располагавшиеся запредельнее запредельцев, там, где нет вообще ничего.

Айсул встряхнулся:

– Вы имеете в виду крылооблачник, или деревооблачник, или клейоблачник, или…

– Нет.

– Ни одного из вышеназванных?

– Просто облачник.

– Но… – начал было Фассин.

– Так это Аополейин? – выкрикнул Айсул. – Начнем с этого! Значит, мы в Аополейине?

– Да.

– Именно.

– В некотором роде.

– Как посмотреть.

– Это ближайшее место.

– Ближайшая система.

– Что? – проговорил Айсул.

– Что ближайшая? – спросил Фассин, ничего не понимая.

Он уставился на звездное поле, вид у которого был необычный. Совсем ни на что не похоже, как ни посмотри – ни в перевернутом изображении, ни в зеркальном, ни в обратной голограмме, ни так ни сяк.