– А его язык программирования называется Leader, – повысил я голос.
Послышался свист чайника. Одного недовольного взгляда жены было достаточно, чтобы я встал и побежал его выключать. А потом – наливать кипяток ей в кружку.
– Leader! Представь, какое у него самомнение!
Сказав это, я неловко засмеялся. И тут же пожалел об этом.
– Жаль, у тебя такого нет, – сказала Марина.
Буквы одна за другой следовали из ее рта, но собирать их воедино не хотелось.
Недавно жена приобрела в одном из своих любимых магазинов дорогую деревянную подставку для чайника. Но я поставил его обратно на плиту. Пусть как следует испачкается брызгами масла из сковородки, подпалит бока огнем соседних конфорок.
Я сел за стол и спросил:
– Может, поужинаем сегодня где-нибудь?
– Я занята. У меня клиент с ПТСР. И еще один, с неврозом.
– А профессионального выгорания у тебя не будет?
Все, что я запомнил из редких разговоров Марины о работе: психолог должен следить за своей занятостью и строго контролировать количество клиентов. Именно этим она объясняла свой более чем свободный график. А теперь она демонстративно увеличивала часы. И не хотела со мной разговаривать.
– Ты – мой герой! – сказал я и снова попытался ее обнять. – Решила спасти всех людей на планете?
Резким движением руки Марина стряхнула крошки со стола на пол.
– И почему после тебя так грязно всегда?! – сердито спросила она.
Встала и вышла из кухни.
И только я потянулся за бумажными полотенцами, чтобы протереть стол, пришло СМС.
Два слова, которые стояли у меня перед глазами, пока мыл посуду, чистил зубы, собирался на работу.
Я вышел на улицу и сел в автобус, но все еще не видел ничего, кроме этих двух слов. Я непонимающе всматривался в мелькающие многоэтажки, слепо ловил отблески солнца в окнах. Пытался выхватить из пролетающего мира доказательства, свидетельства произошедшего. Но ни доказательств, ни свидетельств не было. Ни намека на то, что случилось.
Мир, который Чагин хотел сделать лучше, ничего не заметил. Мир не заметил, что
0.2.1. Сознательный выбор
Со мной никто не разговаривал.
Лицо немело, зубы плотно сжимались. Я поискал глазами и нашел свое отражение в темном экране телевизора. И там, среди грязных пятен и в разводах пыли, обнаружил на губах улыбку, дежурное участие в беседе.
Я сделал над собой усилие и разжал челюсти. Но получилось еще хуже. Лицо перекосило, свело судорогой. Казалось, в экране не мое лицо. И вообще не лицо. А страшная маска. Она испугала меня бессмысленным выражением, отсутствием эмоций. Посмотри еще секунду, и изо рта слюна потечет.
Я отвернулся, закрыл лицо руками и глубоко вдохнул. Это не я сидел в стороне от всех, не я медленно пил третий стакан виски, не я высокомерно считал разговор приятелей пустой болтовней. Не у меня мышцы лица немели, а зубы крепко сжимались. И не мое отражение показывал телевизор. Не мое – а Чагина.
Это Чагин, а не я, никого не интересовал. Это к Чагину не подходили. С ним не заговаривали. Каким бы великим ни был его проект и как бы ни старался Антон спасти мир или сделать его лучше, никому Чагин не был нужен.