Али и Нино

Игра в ответы и вопросы продолжалась довольно долго. Как же трудно было уничтожить врага с соблюдением всех правил и положений и как непрофессионально наша страна подходила к этому вопросу! Затем Мухаммед Гейдар и Ильяс-бек стали с воодушевлением расписывать свои будущие походы. Основное место во всех этих грезах занимали женщины, подобранные целыми и невредимыми с развалин захваченных городов. Затем, снисходительно взглянув на меня, они сообщили, что каждый солдат носит в своем вещмешке жезл фельдмаршала.

– Когда я стану офицером, – заявил Мухаммед Гейдар, – тебе придется уступать мне дорогу на улице и отдавать честь. Я ведь буду проливать кровь, защищая твою ленивую задницу.

– Когда ты станешь офицером, война уже закончится, а немцы займут Москву.

Моих героев не возмутил такой прогноз. Их, как и меня, не волновало, кто выиграет войну. Между нами и фронтом простиралась территория, занимающая одну шестую мира. Немцы просто-напросто не в силах были завоевать всю эту территорию. Да и какая разница, если вместо одного христианского государя нами станет управлять другой христианский государь. Так нет, Ильяс-бек искал приключений, а Мухаммед Гейдар – благовидного предлога, чтобы достойно завершить образование и посвятить себя достойному мужчины занятию. Несомненно, они оба станут отважными офицерами. Нашему народу отваги не занимать. Но во имя чего? Ни Ильяс-бек, ни Мухаммед Гейдар ни разу не задались этим вопросом, а все мои предупреждения пропускались мимо ушей: в них проснулась типичная для восточных мужчин жажда крови.

Облитый ушатом презрительных замечаний, я покинул дом Зейнал-аги и, пробравшись через маленькие переулки армянского квартала, вышел на бульвар. Соленый и свинцовый Каспий лизал гранитные камни. В порту стояла военная лодка. Я присел и стал наблюдать за местными кораблями, вступившими в схватку с волнами. На одном из них я мог с легкостью добраться до порта Астара в шахском Иране и оттуда – в какое-нибудь полуразрушенное тихое гнездо. В тегеранских дворцах бы меня ждали грустные любовные вздохи, выраженные в прекрасных стихах поэтов, воспоминания о героических подвигах отважного Рустама и благоухающие розовые сады. Иран – замечательная страна.

…Я прохаживался из одного конца бульвара в другой, стараясь выиграть время. Никогда еще мне не приходилось видеться с Нино у нее дома. Все это выходило за рамки приличий. Но поскольку шла война, старик Кипиани мог закрыть на это глаза. Наконец, набрав полные легкие воздуха, я стал подниматься по ступенькам дома, где жила Нино. Дом был четырехэтажный, а на втором этаже висела металлическая табличка «Князь Кипиани». Служанка в белом фартуке открыла дверь и поклонилась. Я отдал ей папаху, хотя согласно восточным правилам гость не должен снимать папаху. У европейцев на этот счет существовали другие правила, и я это знал. Семейство Кипиани сидело в гостиной и пило чай.

Комната была большой, с обитой красным шелком мебелью. По углам стояли пальмы и разные кадки с растениями, а стены вместо росписи и ковров украшали обои. Семейство пило чай на английский манер – с молоком, из больших красивых чашек. На столе лежали бисквиты и сухари. Я поцеловал руку матери Нино. Рука пахла бисквитами, сухарями и лавандовой водой. Князь пожал мне руку, а Нино, потупив взгляд, подала три пальца. Меня пригласили за стол и сразу же подали чай.

– Значит, вы решили пока не идти на военную службу, хан? – любезно поинтересовался князь.

– Да, ваше сиятельство.

Княгиня поставила чашку на стол.

– На вашем месте я бы вступила в какой-нибудь комитет по оказанию помощи с тыла. Хоть какая-то возможность надеть форму.

– Может быть, княгиня. Хорошая мысль.

– Я так и сделаю, – сказал князь. – Даже если мне нельзя оставлять свой пост, я не пожалею свободного времени на благо родины.

– Конечно, князь. Но к сожалению, у меня так мало свободного времени. Боюсь, что родина не получит от меня большой пользы.

Князь искренне удивился:

– Чем же вы заняты?

– Управлением нашего имения, князь.

Я попал в точку. Эту фразу я вычитал в каком-то английском романе или где-то еще. Если какой-то благородный лорд бездельничал, считалось, что он управляет имением. Фраза позволила мне значительно подняться в глазах родителей Нино. Мы обменялись парой других не менее изысканных фраз, и я попросил у них разрешения сводить Нино вечером в оперу. Я снова поцеловал руку княгини, откланялся и договорился зайти за Нино в половине восьмого.

Нино проводила меня до двери, и, когда я забирал у слуги папаху, она густо покраснела, склонила голову и на ломаном азербайджанском произнесла:

– Я ужасно рада, что ты решил остаться в городе. На самом деле. Но скажи мне, Али-хан, ты действительно боишься идти на войну? Ведь мужчины так любят сражения. Я бы даже полюбила твои раны.

Я не покраснел. Лишь взял ее руку и сжал ее.

– Нет, я не боюсь. Придет и твое время залечивать мне раны. Но если тебе так хочется, можешь пока называть меня трусом.