Рыжий оглядывался по сторонам, чем изрядно изводил своих охранников. Шансов сбежать никаких: вокруг было слишком много гвардейцев, живших своим темпом, куда-то отбывавших от замка и торопливо возвращавшихся в него, сменявших караулы и шумевших где-то на плаце, откуда изредка доносились только особо громкие короткие выкрики. Может, он бы и восхитился их слаженной работой, пониманием друг друга, если б не был в наручниках, которые ловко защелкнули у него на запястьях. Наверное, его собственной банде не хватало дисциплины и выучки, чтобы работать так же слаженно, — иначе бы их не разметала проклятая Рота Смерти.
Ночь Рыжий провел без сна, тщетно пытаясь придумать план побега. Как назло, ничего не приходило в голову, удачных случаев не подворачивалось; без помощи он не смог бы выбраться ни за что, а в Столице был совсем один. Оставалось только сдаться.
Смиряться с судьбой не хотелось. Часть его желала совершить что-нибудь глупое и ринуться прочь из последней надежды, пусть даже и напоровшись на гвардейские клинки: все лучше, чем тюрьма. Они, стоя вокруг с серьезными мрачными лицами, думали, что хранят закон и восстанавливают справедливость, но Рыжий знал: они перечеркивали чужие жизни и создавали живых мертвецов, никому не нужных и всеми отвергнутых, которым только и оставалось руки на себя наложить. Лучше бы рубили голову сразу, как встарь: в этом было что-то более достойное, чем медленно загибаться в камере.
С ним рядом преспокойно стояла демоница, та самая, из тюрьмы, со сложным переливчатым именем на архидемонском и более приятной слуху и запоминающейся кличкой — Ринка. Она как будто вышла на прогулку, наслаждалась свежим горячим воздухом, свободным ветром с пустыни. Рыжий прекрасно понимал, что преступление ее наверняка куда меньше и ничего страшного ей не грозит: Ринка нисколько не походила на разбойницу или убийцу, не было чего-то характерно сосредоточенного в ее темных глазах, только веселые, беззаботные искры. И почему-то Рыжий даже начинал злиться на эту незнакомую демоницу, выглядящую так непростительно безмятежно в день, когда он мысленно хоронил себя.
В подъехавшую карету их затолкали быстро и уверенно, не позволяя вывернуться и даже оглянуться на темный замок; он несильно стукнулся затылком. Хлестнули поводья, что-то сипло прикрикнули на лошадей. Внутри было просторно, две стальные лавки по разные стены, что Ринка и Рыжий оказались лицом к лицу. На окнах стояли решетки с мелкими клеточками, дверь снаружи запирали на ключ: Рыжий слышал мерный скрежет после того, как она захлопнулась. Дверь — сталь, сантиметра полтора, быть может; слишком крепкая. Разве что, голову об нее расшибить…
Карета с заключенными мерно грохотала по дороге, подпрыгивая иногда. Ненадолго они остановились, пропуская каких-то конных: Рыжий слышал перестук копыт. А Ринка все глазела на него внимательно, почти в упор, и из-за этого беспардонного взгляда становилось не по себе.
— Что? — наконец рявкнул Рыжий; нервы уже сдавали, а карета никак с места не трогалась.
— Да ничего, просто смотрю, — невинно улыбнулась Ринка, но за этим достаточно приятным выражением ее лица крылось что-то еще, настораживающее — если не пугающее. — Выбраться хочешь? — в лоб спросила она.
Показалось, он ослышался в грохоте дороги, шумной возне снаружи; или что сознание его, измученное бессонной ночью и переживаниями, немного сдвинулось, подкидывая какой-то бред сумасшедшего. А потом Рыжий сразу подумал, что эта наглая демоница просто издевается над ним, не просто сыпля соль на свежую воспаленную рану, но от души ворочая в ней когтями, раздирая еще сильнее.
— Кое-кому ты нужен живым, — проговорила Ринка медленно, точно с глупым или с несмышленым ребенком. — И свободным, что желательно. Сейчас, а не через целый десяток лет, так что мы отсюда сваливаем.
Снаружи раздалась отборнейшая брань: кто-то из гвардейцев, не выдерживая, набросился на загородивших дорогу. По спине бегали мурашки; Рыжий прямо-таки предчувствовал, что сейчас что-то произойдет, спокойствие взорвется бешено, цветасто, разметав его самого в мелкие клочочки.
— Кому я нужен? — напряженно переспросил Рыжий. У него точно не было знакомых в Столице, и он не мог быть никому должен. — Это, наверное, ошибка, тебе нужен не я… Если дело в банде…
— Узнаешь, кому. Она никогда не ошибается.
Он не успел ничего сказать или подумать: карета неторопливо тронулась, перевалившись, и в тот же момент на него змеей ринулась Ринка, ухватывая за воротник. В онемении Рыжий уставился на ее совершенно свободные руки, хотел что-то сказать, но лишь немо клацнул зубами. Чуть не откусил язык: карету опять ощутимо тряхнуло. Ринка силой вздернула его с лавки, что-то проделала с его запястьями, и, ошарашенный, он почувствовал, что наконец-то может развести затекшие руки. Сердце зашлось бешеным стуком, в голову ударила свобода.
— Как ты… — обалдело спросил Рыжий, думая, что со стороны должен выглядеть очень забавно.