Музыка тоже пленила не сразу: поначалу она казалась разладным воем инструментов, попавших в чьи-то непрофессиональные руки, но постепенно звук обретал глубину, смысл; он задевал струны внутри, играл свое, рассказывал историю. О битвах и победах, о потерях и моментах ликования, горчащих так же, как темное гранатовое вино, которое здесь разливали. На мгновение почудилось, что звенела, пела напоенная кровью сталь, выли звери, граяли птицы, вьющиеся над братскими могилами, — все они были братьями в смерти, свои и чужие. Ян догадывался, что заказывала музыку, эту чудную ткань звука, сама Сатана.
Под нее танцевали, как в последний раз. Юбки взмывали резко, как изломанные крылья разноцветных диких птиц; Ян издали наблюдал за гибкими телами, кружащимися друг против друга, различал в этих макабрических плясках знакомцев: вот Кара и Ишим мелькнули в центре залы, точно в венчике цветка, образованного фигурами танцующих, под блестящей золотом и искрами камней люстрой, за ними рыжеволосая, резкая, непримиримая генерал Рахаб в компании кого-то из высших чинов, хищная птица Ист, Вельзевул с блистательной супругой, Влад, выбравший себе какую-то миленькую демоницу, и еще многие знакомые лица. За все годы он не видел ни единого похожего танца.
Коротая время, он проговорил недолго с знакомыми демонами из придворных, удивительно спокойных и вежливых, не задирающих головы выше его, — с аристократами нового вида, вскормленными и поставленными так высоко гражданской войной. У них не было древней крови и фамильных драгоценностей, от которых ломились драконьи сокровищницы в родовых замках, а были только острый ум да умение хвататься за подарки судьбы и счастливые шансы всеми когтями. Политика утомляла немного, хотя к нему и прислушивались: Ян стоял рядом с Карой и Владом всегда, занимая в их неясной Троице роль самого спокойного и человечного, не вспыхивающего огненным яростным вихрем. Они распрощались тепло; Ян, проходя, отбился от парочки хихикающих дам, кивнул офицерам из Гвардии, отдал честь от виска.
— Капитан, — с бархатистой улыбкой приветствовала его Джайана. Она дышала часто после головокружительного танца, раскраснелась — и это удивительным образом шло к ее рыжим огненным волосам. — Так рада, что вы вернулись невредимыми. Чего же не танцуете?
Она задавала этот вопрос уже столько раз, что Ян устал выдумывать невообразимые причины, оправдавшие бы его неумение и нежелание учиться. Потому он просто постарался перевести разговор на другую тему, и она легко ему это позволила: Джайана всегда была яркой рыбкой, плывущей по течению. Он ни разу не видел ее расстроенной, а эта приятная ласковая улыбка словно была надежно приклеена к алым губам демоницы.
Незаметно вернулся Влад, перехвативший у него бокал и допивший его залпом. Танец пошел совсем иной: ласковый, переливчатый, нежный. Гораздо более медленный и тягучий; если те пляски вспыхивали огненно-рыжим, точно зарницы пожаров в ночи, то этот был теплым кипенно-белым молоком. Влад Войцек, непокорный зверь, капитан Гвардии и один из вожаков до сих пор незабвенной революции, не умел танцевать так плавно и степенно.
— Ну как, все демоницы из декольте выпрыгнули? — смеясь, уточнил у него Ян.
Он никогда не ревновал к этим пестрым мотылькам-однодневкам, жадным до всего чудного, жаждущих золота и славы. Знал, что Влад, вернее любого пса, даже не глянет на них, будь каждая прекраснее тысяч рассветов, знал, что они принадлежат друг другу, пока по ключицам Влада вьется серебряная подвеска с человечьей душой. Но не смеяться не мог над упрямыми попытками холеных гордых аристократок затащить Влада в постель; возможно, существовал спор, о котором ему не говорили, но дамы висли на капитане Войцеке гроздьями.
— Все дело в моем природном обаянии, инквизиторство, — трагично вздохнул Влад. — Здравствуй, Джайана. Твой благоверный заглядывал к нам в замок сегодня, мы очень мило поговорили.
— Ты его напоил, — укоризненно напомнила Джайана.
Влад развел руками, расплылся в такой невинной улыбке, что совершенно ничего невозможно было ему сказать; Ян прекрасно знал эти его фокусы, а вот демоница растерялась и забыла всю обвинительную речь, готовую гневным потоком сорваться с ее губ.
— Все мы грешны, миледи, уж простите мне этот проступок, — прижимая руку к сердцу, чуть склонился Влад, хитро глядя на нее снизу вверх. По контракту рассыпались искры смеха — колкие, звонкие, как будто перезвон золотых колокольчиков. — Но я рассчитывал найти тут виновницу переполоха. Куда делась Белка? — оглядываясь, заинтересовался он.
— Она… не выказывает интереса к светским мероприятиям, — неохотно проговорила Джайана, чуточку обиженно. — В мои годы леди полагалось блистать на вечерах так, будто это последний раз, и ждать достойного мужчину, а теперь… Другие времена.