– Можно я попробую подобрать?
«Да! – Желтые глаза радостно блеснули. – Пожалуйста!»
– Молния? – нерешительно предложила Алиана. – Жареная Картошка? Рисовый Хлебец? Ой, я, похоже, проголодалась.
Молодой дракон снова надул щеки, и Алиана вдруг рассмеялась:
– О, знаю! Можно я буду звать тебя Кабоча? Ты похож на те зеленые тыквочки, что продают в лавке, – такой же пухлый и круглый. Или Кабо?
Зверь шевельнул изумрудными ноздрями и оскалил клыки в улыбке: «Да!»
– Значит, будешь Кабо. – Алиана почесала ему мягкую кожицу под крыльями.
«Алиана!»
Кабо заскакал вокруг нее, и она почувствовала себя в надежной крепости, как королева Нацуми на самой высокой башне своего каменного замка. Мачеха сейчас виделась ей далеко внизу – малюсенькой, как жужжащая в траве оса.
– Вот бы познакомить тебя с моим папой. Или с бабушкой Мари… Она вышила бы твой портрет на ковре.
Кабо шевельнулся и по-кошачьи завилял шипастым хвостом.
«Что такое папа?»
Алиана так удивилась, что даже не почувствовала боли, которую должен был вызвать такой вопрос. Она замешкалась, вспоминая ночных драконов, сражавшихся за маленького Кабо. Разве один из них не защищал малыша?
– У тебя нет семьи?
«Что такое семья?»
Она не сразу сообразила, как объяснить. А потом придумала: рассказала, как Исао помог ей вчера избавиться от мачехи. Та топала по всей гостинице, разыскивая Алиану, чтобы завалить ее работой. Исао, который как раз привез к обеду мастера Лео в его новенькой конной пролетке, морочил ей голову, и в это время Алиана выбралась наружу, чтобы спокойно съесть рисовый колобок за стенкой курятника.
– Он мне как брат, – закончила Алиана. Хотя у Исао был родной младший братишка, они дружили так, как и не снилось Рейцо с Рейной. – Вот что такое семья.
«А, это гром».
Алиана изобразила тучи, дождь, зигзаг молнии…
– Бум! Ты про такой гром?
Смех дракона прозвучал как скрип колеса и вкатился Алиане прямо в сердце. Она нагнулась к нему, прижалась головой к его выпуклому боку. Бок, хоть и кочковатый, был теплым и мягким – куда лучше набитой слежавшимся хлопком подушки.
«Мы сами выбираем, с кем жить. Родители меня родили, но после выхода из яйца я свободный птенец. Те, кто мне дороже всего, становятся громами. Я сам выбираю себе гром».
– Ах, – прошептала Алиана. – Те, кого ты выбираешь семьей?
«Семья… – Дракон как будто покатал в голове это слово, попробовал на вкус. – Да. Семья. Гром. Твой гром не тот, что мой гром, но я надеюсь, мы с тобой громы друг для друга».
– Ой, правда?
«Ты как-никак выбрала мне имя. Кабо. Мне нравится. Я не дал бы тебе и пробовать, если бы не чувствовал, что ты мне гром».
Алиана лишилась дара речи. Она молча кивнула. В горле стоял комок. Кабо обвил ее шеей, с ним было тепло и надежно. Он понимал.
Так они сидели, обнявшись. Солнечный свет прогнал жестокие слова мачехи, а мягкое тепло Кабо просушило на Алиане рубашку.
«Почему здесь нет твоей бабушки? Или твоего… как ты сказала? Папы?»
– Бабушка Мари – мне не родная бабушка. Она мать отца моих сводных брата и сестры, и она больше года как умерла. А мама умерла давно, когда родила меня.
«Жалко». Кабо придвинулся ближе, утоляя сердечную боль, разраставшуюся в Алиане, будто она наелась яд-ягод.
– А мой отец… Он не вернулся с последней вылазки в пропасть.
Кабо вдруг выпрямился, отодвинулся, так что опиравшаяся на него Алиана чуть не ткнулась лицом в траву.
«Пойду его искать».
– Шесть лет прошло. – Правда рвала Алиане сердце. – Никто, кроме разве что ночных драконов и созданий пропасти, не выживет так долго в темноте.
«Ты уверена? А если он выжил?»
Алиана покачала головой. Медленно, запинаясь, она рассказала Кабо о тех страшных днях, которые старалась забыть. Но ком в горле и тупой ужас остались в голове незаживающими ранами.
Алиана бросалась к каждому вернувшемуся из пропасти старателю. У отца оборвалась веревка, рассказывали они. Его звали, спускали в темноту факелы, но…
Все впустую.
Никто не понимал, зачем он рискнул на заре, в одиночку спуститься вниз. Алиана упрашивала взять ее с собой. Он всегда отвечал, что она еще мала, а там слишком опасно. И ушел один…
Все исследователи пропасти останавливались в гостинице «Последний привал», лечили отцовскими мазями волдыри, отогревались чаем у огня. Они исползали снизу доверху скалистые обрывы, заглядывали в туннели. Но перетершаяся веревка ясно говорила: отец сорвался в пропасть и уже не вернется.
С той минуты, как она это услышала, воспоминания становились смутными. Рейна потом рассказала, что Алиана пробилась к проходу, рвалась в пропасть искать отца. Ей удалось спуститься до второй платформы – отец, видимо, сорвался между второй и первой, – а потом ее догнали двое старателей и вернули в гостиницу. Мачеха выпросила у странствующего лекаря – он тогда почти на год задержался в Нарасино – снотворного настоя, чтобы ее успокоить, потому что она рвалась из гостиницы обратно в пропасть.