Алёшенька (детективная повесть)

— Мне нужен мой лазерный меч! — Завопил старший оперуполномоченный и захохотал. — Мои верные лотофаги, ведите моего коня!

Никто не спешил снимать его со стола. Потому, что всякого, кто приближался, Алёшенька, пугал, вытягивая в его направлении свои маленькие зеленые ручки:

— Ша, фуцманюги! Не подходить! Всех заколдую!

— Так, — сказал Паша, — кажется, ясно, — и стал всё кругом обследовать.

Вдруг в дверях появилась Галя. Следом за ней маячил майор Загоруйко:

— Что тут у вас происходит?

Увидав эксперта-лаборанта, Алёшенька бросил скакать, и стал как вкопанный.

— Мутабор, — только и промолвил он. Глаза Алёшеньки замигали с такой скоростью, словно собрались выкатиться из орбит, выскочить в коридор, подняться по ступенькам, покинуть управление угрозыска, и запрыгать по Еврейской улице к парку им. Тараса Шевченко.

— Сволочь! — заорал вдруг Мироненко, вынимая из мусорного бака кусок газеты, и обнюхивая его, — он его салом накормил, тварь!

На Алёшеньку, который прекратил совсем валять дурака, и смотрел во все глаза на Галю, резко накинули одеяло, легонько скрутили и понесли в его кабинет. Эксперт-лаборант шла рядом, бережно придерживая пострадавшего. Присутствие её удивительно благотворно действовало на организм Алёшеньки. Он что-то шептал на непонятном никому языке, и держался за рукав Галиной кофты, уцепившись за него намертво. Сзади товарищи несли его испачканную ушанку.

— Где эта гадина? — кричал Паша. Попадись ему сейчас под руку Курицын, Мироненко, конечно, дал бы ему в морду, и загремел бы на гауптвахту за нарушение субординации. Но пана старшего лейтенанта, на его счастье, нигде не было видать. Часть депутации двинулась к кабинету Виктора Фёдоровича, но Оксана сказала, что шефа сегодня не будет.

— Хорошо, — сказал Мироненко зло, — я тогда Загоруйко рапорт подам.

— Так, надо доказать, Паша, — что это Володькино сало.

— Бля буду, докажу, — все магазины в округе опрошу.

— Брось!

— А, вот, нет. На принцип пойду. Больше он туда не пойдет, будет здесь в кабинете работать.

Спустя полчаса Алёшенька пришел в себя. Пришлось отпаивать старшего оперуполномоченного молоком. От того он был уже слегка подшофе. Сказать, что с ним приключилось, он не мог: ничего не помнил. Паша ни во что его пока не посвятил, решил, что завтра расскажет.

— Ну, давайте, что ли…

Все трое чокнулись с Алёшенькой молоком.

— Ты особо-то не налегай.

Галя вдруг и говорит:

— А знаешь что, друг любезный? А приходи-ка ты ко мне завтра на вареники с вишней.

— Правда?

— Правда, ты же мне вроде теперь, как брат нареченный: жизнь спас. Так что, с меня – борщ и вареники.

— Хорошо, — молвил Алёшенька, и глупо улыбнулся.

В кабинет заглянул Костик.

— Ну, чего, везем пострадавшего?

Было уже полседьмого вечера. Алёшеньку, хоть он и сопротивлялся, стали собирать, чтобы везти домой на машине. Отпускать его в таком состоянии никто не хотел.

— Минуточку, — Алёшенька подошел к трехлитровой банке, где плавал карась, встал так, чтобы никто не видел, чего он делает, сунул внутрь ладошку, ловко ухватил рыбку всеми четырьмя пальцами за хвост, вынул и положил себе в рот, — пардон.

Паша вздохнул:

— Все никак не привыкну, — и принялся писать рапорт на имя подполковника Гонюковича В.Ф. о нарушении старшим лейтенантом Владимиром Владимировичем Курицыным инструкции И-193 от 24 января о недопустимости хранения и употреблении сала в помещениях уголовного розыска города Одессы.

6

— Давай. Только поподробнее,— сказал Алёшенька после того, как выпустил карася в аквариум.

После вчерашнего он чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Употреблять сало ему нельзя было ни в коем случае, оно действовало на организм Алёшеньки весьма странным образом – как сильнодействующий наркотик. На сей счет в Одесском угрозыске имелась подробная инструкция, которая категорически запрещала хранение и употребление в стенах управления сего продукта. Движения Алёшеньки были несколько неестественными, пальцы рук и веки дрожали. Он никак не находил в кабинете места, где бы мог чувствовать себя комфортно, то снимал шапку, то вновь надевал на гладкую свою голову. Сел на стол, помахал ногой и слез. Перебрался на свой стул, но и там долго не смог просидеть. Прислонился к стене, отлип от нее и стал ходить кругами по кабинету. На лбу его выступала испарина, и он ежеминутно отирал пот со лба желтым клетчатым платком.

— Вроде, мотив есть. Он – начальник училища. Единственная дочка влюбилась в курсанта – голь перекатную, сельскую. И не просто влюбилась, а выскочила замуж. Тут любой на его месте рассвирепеет.

— Нет, — сказал Алёшенька, — это тупик.

— Почему?

— Ничего не сходится. Зачем в этом деле изотоп? Вот если бы они были связаны через эту радиоактивную штуковину – тогда бы были зацепки. Например, генерал-майор велел ему устранить кого-нибудь, а курсант отказался. И заодно начал шантажировать. Может, он потому и женился, что Гёдзь у него на крючке был, и никак на этот неравный брак не рыпался.

— Точно!

— А это – ни туда, ни сюда. Орудие убийства нашли?

— Нет. Избавился, наверное.

— Как сокурсники Петра характеризуют?