Читаем Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 полностью

Ведь он мне сам как-то говорил, что она ему не нравится, – и вдруг откуда-то – ревность…

А впереди работа, много работы.

Господи, Господи, очисти мою душу, помоги мне жить!

Понемногу успокаиваюсь.

Легче значительно.

Завтра, быть может, Вас. будет уже в Москве. Завтра…

Сейчас я улыбаюсь…

И как-то странно…

Я все еще не могу одуматься, не могу собрать мысли в порядок…

Вчера я думала о нем, о нашей встрече, и в первый раз за все время сообразила, что этот месяц нам, вероятно, редко придется видеться: ведь дни Нина Николаевна [Литовцева] здесь. Ему совестно будет лгать, опять, как тогда, в Петербурге, «стыдно будет устраивать себе празднички», когда рядом – живая душа раздирается и единственный близкий человек – он.

Да, Господи, Господи, как мне страшно!

Работать надо, работать!

Опять перезвон колокольный…

Мир и утешение сходят в душу [вместе. – вымарано] с этими [слово вымарано] звучными торжественными ударами.

Горят лампадки…

Вместе с мамой вошел какой-то уют в комнаты.

Все приняло опрятный, более жилой вид.

Милые старички. Так трогательно было смотреть на них – когда неожиданно вошла мама и папа нежно прижался губами к ее руке…

Я едва удержалась, чтоб не разреветься. Какие нервы отвратительные!

Боже мой, Боже мой, как жить дальше?

Вчера я целый день едва сдерживала себя, и от каждого слова, обращенного ко мне, готова была рыдать…

Плоха, плоха, Алиса Георгиевна!

Сейчас много пели с мамой. Голос звучит удивительно хорошо… Такой стал плотный, [слово вымарано] густой. Эх, теперь бы только подобраться как следует, встряхнуться – и почувствовать, что мне 19 лет324

Ведь у меня жизнь впереди!.. Жизнь! Целая жизнь!

А я ною…

Опять пошла немного прогулялась.

Вечер душный, знойкий, луна, звезд много.

Ходила по Спиридоновке…

Тихо там, народу мало, славно…

[6 августа 1907 г.]

Утро.

Думаю сегодня выйти днем на улицу. Вид хотя и скверный, да уж все равно…

Боже мой, Боже мой, вероятно, завтра увижу Вас.

Мне противно перечитывать свои дневники за гимназические года. Сколько там пошлостей, Боже мой, Боже мой.

Какое вечное огромное спасибо Вас. и театру! От какой ямы они меня спасли…

Вид ужасный. Не знаю, как показаться завтра в театр. А пойти надо – узнать, что и как.

Страшно как-то…

К Вас. звонилась по телефону – говорят, не приезжал еще, хотя, может быть, он нарочно распорядился так, чтобы не очень надоедали…

7 [августа 1907 г.]. Вторник

Убийственное состояние. Я – в отчаянии. Вид отвратительный. Сегодня часам к 4 пошла в театр. Вендерович при виде меня пришла в ужас. Поговорила немного с ней – и скорее бежать.

Завтра пойду в театр с утра. В 11 часов приемные экзамены.

8 [августа 1907 г.]. Вторник

4 часа.

Была в театре. Все нашли, что похудела я страшно. Конечно, кажется так оттого, что я выгляжу скверно. Нос – толстый, а вообще – некрасивая. Слава богу, что Вас. нет…

Завтра пойду непременно – назначен публичный приемный экзамен.

Только бы Вас. не было.

Сегодня в 7 часов – прием сотрудников.

Хочется пойти, хотя еще не знаю.

Немного прибралась в комнате.

Развесила свои гравюрки, расставила портреты. Стало уютнее, лучше. Настроение тревожное, неопределенное. Боже мой, Боже, какой пустяк играет иногда важную роль в известные периоды жизни…

Ведь если разобрать – в сущности, вздор какой-то – вскочил на носу прыщ, и из-за этого – ужасное состояние, мучения такие, что с ума сойти можно, все только потому, что я уродина… Примет лицо хороший вид – и я стану опять веселая, оживленная, буду петь целыми днями. Господи, вздор, а я вот страдаю, мучительно…

Вчера заходил Горев…

Первая его фраза, когда он вошел, – «Ну как вы похудели!»

Потом, вглядевшись, нашел, что я загорела и вообще изменилась, и по лицу я видела, что перемена не к лучшему.

И это огорошило, привело в глупое смущение, и весь вечер был испорчен…

Ужасно!

10 [августа 1907 г.]. Пятница

Сейчас с репетиции.

Немного лучше состояние: усиленно питаюсь, вид стал приличный.

Ночь сегодня – всю напролет не могла сомкнуть глаз, волненье какое-то, сердцебиение, бум, бум без конца… И отчаяние какое-то охватило, и страх, что я с ума сойду… Все вместе…

Действительно – тучи какие-то кругом сгустились… Все в один голос твердят – «постарела», «подурнела», «похудела», сама чувствую себя – отвратительно, сил мало, спать не могу…

И Вас. нет до сих пор. Вдруг болен… Господи, так страшно!

А тут еще приемные экзамены, успех Ждановой325, страх, что я отойду на второй план, что она займет мое место…

Вообще, так мрачно все…

Боже мой, Боже мой…

Молю только Господа, чтобы он силы мне дал все перенести, все пережить…

Я так как-то устала.

От малейшего толчка я падаю.

И сил нет подняться…

С трепетом жду встречи с Вас.

Что-то он скажет…

Я вглядываюсь в зеркало, усиленно вызываю в памяти прежнее лицо, прекрасные глаза, и с ужасом вижу, что я – стала другая…

Особенно глаз жаль…

Они были такие хорошие, такие ясные, красивые…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное