Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье. Охота на Крысь

Все бросились к несчастному Булочнику. Они приводили его в себя сдобными булочками, выводили из бесчувственного состояния ледяными компрессами, обкладывали горчицей и кресс-салатом, они подавали ему клубничное варенье и здравые советы, делали ему искусственное дыхание и загадывали загадки, – словом, пустили в ход все подручные средства.

Когда он пришел в себя и получил возможность говорить, то предложил команде выслушать его печальную повесть.

– Всем молчать! – воскликнул Буйноглас и взволнованно ударил в колокол. – Чтоб ни шепота, ни визга, ни шороха!

Все сразу замолчали, и каким же глубоким было это молчание! Ни вскрика, ни вопля, ни, тем более, рева или стона. Воспользовавшись наступившей тишиной, маленький человек, который отзывался просто на «Эй!» и тому подобные клички, принялся на старомодный лад излагать свою печальную историю:

– Мой бедный отец и моя бедная мать, несмотря на бедность, были самых честных правил…

– Стоп! – прервал его Буйноглас. – Все лишнее – отсечь! Родителей в том числе. Скоро наступят сумерки, и мы снова упустим возможность изловить Крысь. У нас нет ни минуты.

– Придется отсечь целых сорок лет моей жизни, – произнес Булочник и залился слезами. – Если вы настаиваете, начну с того дня, когда я принял предложение поохотиться на Крысь (без меня вы никак не могли обойтись) или когда поднялся на борт этого судна. Мой дорогой дядя, чье имя я ношу, – продолжал Булочник, – тоже…

– Стоп! – снова вскричал Буйноглас и с раздражением ударил в колокол. – Отсеки и дорогого дядю!

– Мой дядя, – не слушая Буйногласа, гнул свое Булочник, – тоже был небогат и ничем, кроме напутствия, снабдить меня в дальнюю дорогу не мог. «Если Крысь, – говорил он, – окажется Крысью, все будет хорошо. Во что бы то ни стало излови ее, приготовь с нею какое-нибудь овощное блюдо или попытайся с ее помощью высечь огонь для костра. И мой тебе совет: ищи ее с наперстками и осторожностью; угрожай ей зубочистками и долговой распиской, преследуй с вилками и надеждой; приманивай улыбками и мылом…»

( – Очень правильная методика! – не выдержал Буйноглас. – Очень верный и, главное, надежный путь! Я всегда говорил: охота на Крысь – дело стоящее!)

– «Но будь осторожен, мой милый племянник, – не обращая внимания на Буйногласа, продолжал Булочник. – Если Крысь окажется Снарком, ты мягко и стремительно исчезнешь с лица Земли, и мы больше никогда не увидимся».

Именно это, да, именно это тяготит мою измученную душу! Всякий раз, когда мне приходят на ум последние напутственные слова дяди, сердце мое сворачивается в комок – так сворачивается в творог прокисшее молоко. Именно так, да, именно так…

– Довольно! – с негодованием прервал Булочника Буйноглас. – Ваше молоко уже прокисло!

– Позвольте мне высказаться до конца, – возразил Булочник. – Именно это, да, именно это приводит меня в неописуемый ужас. Не знаю, как вы, а я давно уже сражаюсь с Крысью – каждый раз с наступлением темноты, – во сне, увы, всего лишь во сне продолжается это безумие. В том незримом бою мне порой удается одолеть Крысь. Тогда я пробую приготовить с ней какое-нибудь овощное блюдо или пытаюсь с ее помощью высечь огонь для костра. Но если в один прекрасный день (то есть ночь) вместо нее мне приснится Снарк – во мгновение ока (и это истинная правда!) я, по предсказанию дяди, мягко и стремительно исчезну с лица Земли – о, даже мысль об этом причиняет мне невыносимые страдания!

Истерия четвертая. Охота

– Раньше надо было думать! – нахмурился Буйноглас, холодно глядя на Булочника. – На вашем месте мне было бы неловко поднимать эту тему, особенно теперь, когда Крысь, как говорится, у нас уже в кармане. Мы, конечно, искренне огорчимся, если вы никогда не увидитесь с вашим дорогим дядей. Но неужели, милый вы мой, нельзя было намекнуть о ваших с ним отношениях, скажем, за час до отплытия? Лично мне было бы неловко рассуждать об этом, особенно теперь… впрочем, я об этом уже говорил.

Тот, кто откликался на «Эй!», тяжело вздохнул и возразил:

– Я обо всем проинформировал вас задолго до погрузки на корабль. Можете считать меня маньяком или даже умалишенным (всем нам иногда чего-нибудь не достает), но никто и никогда не вменял мне в вину даже малейшего поползновения давать ложные показания. Сразу же по прибытии на борт я вам во всем признался, раскрыл суть дела на Иврите, растолковал по-Голландски, разъяснил по-Немецки и Гречески. Как же я мог запамятовать (мне очень стыдно это сознавать), что вы изъясняетесь исключительно по-Английски!

– Обидно, – прошептал Буйноглас. С первых же слов Булочника он начал меняться в лице, а когда заговорил сам, лица на нем не было вовсе. – Увы, показания свидетеля наводят на грустные мысли. Как бы там ни было, обстоятельства дела предельно ясны. Нет ни малейшего смысла продолжать слушания. Разбирательство прекращено вплоть до завершения охоты, – продолжал Буйноглас. – Крысь, можно сказать, у нас в руках. Напоминаю об этом снова и снова, ибо отыскать ее – наш священный долг и ваша почетная обязанность.