Алитет уходит в горы

Наталья Семеновна вдруг замолчала, нагнулась к Айе и опять что-то сказала ему. Айе поднялся, одернул на себе матерчатый мешок с разрезом на животе и весело сказал:

— Сейчас я вам переведу, о чем говорила Наталья Семеновна. А потом она еще будет говорить. Она говорила: женщины должны быть равны с мужчинами…

Тыгрена настороженно прислушивалась к словам Айе, и все лицо ее загорелось от злобы и негодования.

«О, вдобавок он научился еще и врать! — думала она про Айе. — Разве он забыл, что рождение девочки считается удачей только наполовину? Разве он не знает, что женщины никогда не были равны мужчинам? Или он забыл, что ли, как меня украл Алитет из-под самого его носа? Что он говорит? Или он думает, что всего этого не было? Другим стал Айе. Он одинаково думает с этой белолицей русской женщиной».

И Тыгрену охватила такая злость, что она крикнула:

— Неправду он говорит!

Айе повернулся на голос Тыгрены и, приподнявшись, увидел ее. В один миг он соскочил с возвышения и, раздвигая толпившихся у входа людей, бросился к ней.

Но Тыгрены уже не было. Айе выбежал из дома, разыскивая ее. Ярко светила луна. Бревна нового дома потрескивали от мороза, под ногами хрустел снег. Неисчислимое множество звезд сверкало на небе, где-то хором выли собаки.

Тыгрена стояла, прижавшись к стене дома. Она подняла меховой капюшон, обшитый мехом, и ее глаза, словно из норы, следили за Айе. Она видела, как он искал ее глазами. Ему, наверное, было не очень тепло в этой матерчатой одежде. А штаны какие! Как у американа в летнее время. Она молча следила за ним и не хотела подать голоса.

И вдруг сам Айе увидел ее.

— Тыгрена!.. — восторженно вскрикнул он.

Айе прыгнул к ней, взялся за капюшон, заглянул в ее сверкающие глаза.

— Уйди! От тебя таньгом пахнет! — сердито сказала она.

— Сколько времени я поджидал тебя, Тыгрена! Глаза устали смотреть на подъезжавшие нарты. Потерялась, как в пургу олень…

Тыгрена молча слушала Айе и вдруг вспомнила, как они вот так же стояли около яранг стойбища Янракенот и разговаривали о будущей жизни.

И Тыгрена тихо спросила:

— Бумага, которую привез Эрмен, — это твоя бумага?

— Да, да! — обрадовался Айе. — Это я сам написал ее. И рисунок мой там.

— Я опять убежала от Алитета. И теперь я не вернусь к нему. Лучше я зарежусь! — гневно сказала она.

— Вот хорошо! — переминаясь от холода с ноги на ногу, восторженно проговорил Айе.

— Пожалуй, Айе, я убила шамана Корауге. Я не хотела его убивать. Я только выбросила его в сенки, когда он разбил нос Айваму.

— Не бойся, Тыгрена. О, каким сильным я стал! В Москве все начальники мои дружки. Теперь нам бояться нечего…

И хотя Айе хорошо знал, что Тыгрену не удивишь начальниками неведомой Москвы, но слова сами срывались с языка. Он видел, что Тыгрена равнодушна к тому, что говорит он, и сразу переменил разговор:

— А где малыш?

— Я оставила его пока у Рультыны. Она добрая и хорошая женщина.

— Надо его забрать от нее.

— Нет. Подожди… А ты прежним остался? Зачем тебя испортила эта русская женщина, языком которой только что ты говорил неразумные слова? Видишь, какая на тебе одежда. В ней замерзнешь и летом. И волосы твои стали некрасивыми.

— Это домашняя одежда, Тыгрена. Сменить одежду всегда можно. Одежда — не сердце.

— А белолицая, которая говорила твоим языком, кто она? Зачем приехала на нашу землю?

— Ты не знаешь? Это жена Лося.

— Она — жена Лося?! — удивилась Тыгрена.

— Она тоже начальник, — сказал Айе.

— А разве женщины могут быть начальниками? Что-то я этого никогда не слыхала, — недоверчиво проговорила Тыгрена.

— Она будет начальником женского вопроса.

— Что такое «вопрос»?

— Новый закон о женщинах. Хороший закон. Она о тебе все знает. Она сказала, что будет тебе помогать уйти от Алитета. О, это очень хорошая женщина! Мы с ней вместе были на Большой земле, на пароходе вместе ехали.

— Айе, а мне показалось, что ты стал чужим, не настоящим человеком, — тихо сказала Тыгрена.

— Нет, Тыгрена! — горячо воскликнул Айе. — Разве твои глаза не видят, какой я? Разве уши твои не слышат моих слов? Я такой же, каким был всегда. Только теперь я стал очень сильным человеком по новому закону. Посмотришь, как я расправлюсь с Алитетом, если он покажется здесь.

В первый момент встречи Тыгрена злорадствовала, что Айе мерзнет в таньгинской одежде, но теперь ей стало жалко его. Видя, как он дрожит, она сказала:

— Поди, Айе, согрейся. Добеги до той горы.

Айе сорвался с места, замахал руками и побежал во весь дух, забыв и о собрании и о том, что он переводчик.

Около Тыгрены неожиданно вспыхнул огонек. Она вздрогнула и закрыла лицо руками.

— Испугалась? — спросила Наталья Семеновна и потушила свет электрического фонарика.

Она взяла Тыгрену за талию, и рука утонула в мягких, пушистых мехах. Наталья Семеновна мягко сказала:

— Смотри, — это электрический фонарик.

Появился опять свет. Тыгрена молча присматривалась к русской женщине и, немного осмелев, коснулась пальцем толстого выпуклого стекла фонарика. Огонь был холодным.

— Что же ты стоишь здесь одна? Такая нарядная женщина!