Алюта — воздушный слоненок

В это время к инженеру Стовбырю подошел человек в стратосферном костюме. Он сказал инженеру что-то на ухо. По радио не было слышно, что он ему сказал. Инженер что-то спросил у человека, тоже потихоньку. Они переговаривались довольно долго. Сколько Травка ни прислушивался, он услышал только три слова: „На поглощающей стороне“. А после этого Стовбырь сказал:

— Ну хорошо, потом разберемся. — И громко стал продолжать объяснения:

— Вы уже знаете, что между землей и луной страшный холод. Но солнце светит и там. Оно не греет, потому что там ему нечего греть. Ведь там пустота. Нет совершенно ничего. Но когда мы появимся там, солнышко, конечно, будет нас греть. Мы даже боимся, как бы нам не было чересчур жарко.

Поэтому мы и сделали одну сторону нашей ракеты такой белой и блестящей, как зеркало. Она будет отбрасывать солнечные лучи. Эта сторона так и называется — отражающей. А другая сторона зато будет вбирать в себя солнечные лучи. Она будет нашей печкой. Когда нам захочется погреться, мы будем поворачиваться к солнцу другой стороной. И кушанье себе будем готовить тоже на этой солнечной печке. Вот осмотрите, пожалуйста, поглощающую сторону.

Инженер нажал кнопку, и сахарно-серебряная ракета вдруг начала медленно повертываться, как глобус перед классом, полным ребят. Оказывается, с другой стороны она была черная, как уголь. Даже, пожалуй, еще чернее. На ней сияли только два другие круглые окна и поблескивали лесенки. На одной лесенке сидела фигурка в сером стратосферном костюме.

Инженер Стовбырь посмотрел на нее, поманил ее рукой и сказал:

— Пожалуйте сюда.

Фигурка продолжала сидеть неподвижно. Тогда инженер повторил очень строго.

— Вы, вот именно вы, пожалуйте сюда.

Фигурка приподняла свой шлем и переспросила:

— Я? Вы меня зовете?

Очень большая неприятность

Травка увидел это на экране и не поверил своим глазам. Он бросился к Железнову, который стоял у моторного управления.

На экране шевелилась Алюта, и по радио раздавался ее голос:

— Но мне очень хочется полететь. Возьмите меня, пожалуйста. Мне даже мой папа позволил. Отец разрешил. Вот честное пионерское!

— Положим, я ей ничего не позволял, — проговорил Железнов. — Только что не запрещал, правда.

Но его слов не слышал никто, кроме Травки и командира Катенина, которые находились на дирижабле. А разговор между Алютой и Стовбырем разносился радиоволнами чуть ли не по всему миру.

Говорил Стовбырь:

— Вот образец того, как недисциплинированность и ненужное удальство могут помешать большому делу. Ну, что стали бы мы делать, если бы вдруг обнаружили эту молодую гражданку у себя в ракете во время полета? У нас же все рассчитано. Из-за нее мы могли бы не долететь. Выбрасывать ее на всем ходу? Как будто бы жалко. А если бы она прицепилась к аппарату снаружи, она погибла бы при самом нашем отлете. Тоже ни к чему.

Алюта стояла, низко опустив голову. Ее голоса не было слышно. Вдруг на экране появились два милиционера. Они что-то сказали и Алюта пошла за ними.

Скоро она вместе с милиционерами вышла за край экрана, и ее не стало видно совсем. Травка потянулся к экрану рукой, хотел вернуть Алюту обратно, но этого сделать было нельзя.

— Ну и девчонка! — с досадой проговорил Алютин папа и сердито выключил экран телевизора.

Травка вспомнил, что и он сам, вроде Алюты, улетел почти без позволения. У него загорелись уши. Он даже топнул ногой от неприятности. Ему захотелось сделать что-нибудь очень хорошее, чтобы было не так стыдно.

Что было видно на экране через зрительную трубу

Все так же тихонько рокотал пропеллер дирижабля. И. И. Катенин направил вниз, на землю подзорную трубу. Чтобы было хорошо видно не только ему одному, он соединил подзорную трубу с экраном телевизора. На экране понеслись зеленые квадраты садов, серые полоски дорог, темные рощи и громадные желтые поля. На полях кое-где работали машины. Вот садов стало больше. Показались частые домики. Дирижабль подлетел к Циолковску. Вскоре стал виден знаменитый Циолковский аэродром.

Вокруг громадной круглой площадки стояла тесная толпа народа. Звездолет стоял посредине площадки. Он казался сверху не высоким, как сахарная голова, а круглым, похожим на большую кнопку электрического звонка.

Катенин медленно поворачивал винты у зрительной трубы. Предметов на экране становилось меньше, но зато каждый предмет делался крупней и отчетливей. Чтобы видеть все не сверху, а сбоку, Катенин отвел дирижабль немного в сторону. На экране показались два серебряных звездолета, а между ними на черной арке, покрытой горящими звездами, серебряные буквы:

СТАНЦИЯ МЕЖПЛАНЕТНЫХ СООБЩЕНИЙ ИМЕНИ ЦИОЛКОВСКОГО

Это были ворота — вход на главную отправительную площадку, с которой должен был подняться звездолет.