Алька. 89

Полученная трёпка мозгов нам не добавила. Не исключено, из-за того, что отлупили нас аккуратно, можно сказать, с любовью. Носы не раскровенили, явных синяков не было, правда, рожи слегка стали распухать, но честь наша пацанская явно была задета, огребли практически у себя дома от каких-то косоглазых. Да где это видано? В итоге мы решили действовать немедленно и наказать эту зарвавшуюся косоглазую свору. Как это сделать, было понятно – поднимать всех районных пацанов. На почве наказания пришлых все старые тёрки и междоусобица, как правило, отступают. И мы двинули по дворам, но увы. То ли позднее время, то ли стечение обстоятельств, но везде царила тишина, ни звона гитар, ни весёлого гогота парней и девчачьего визга, пустота. Пробежав полрайона, мы с трудом собрали кодлу человек в двадцать, причём каких-то в основном сопляков лет четырнадцати-пятнадцати. Правда, задорных, готовых подорваться на любой базар, но что с них будет толку в серьёзной драке. Но деваться было некуда, не позорно же сливаться, и мы снова двинулись в техникум. Однако по приходу нас уже ждали. Как только мы втянулись в ворота, из дверей здания неспешно вышли и встали цепочкой где-то полтора десятка рослых, мощных парней. Стояли красиво, скрестив тяжёлые, могучие руки на груди, не обращая на нас никакого внимания. Тренировочные костюмы обтягивали могучие торсы, в спокойных раскосых глазах не отражалось никаких эмоций. Малышня наша моментально сникла. Здоровенного нашего обидчика не было видно, наверное, струхнул, увидев, какая силища ввалилась в ворота. Из дверей здания вышел тот самый мужик в классном прикиде, который пытался втолковать нам в первый визит, что дев наших в общаге нет. Осмотрев, прибывшую разношерстую компанию, он подошёл ко мне с Колюней и вежливо попросил зайти в общагу на переговоры. Мы вошли в вестибюль и увидели стол, за которым сидело три или четыре человека азиатской наружности, все в таких же тёмных безупречных костюмах, белых рубашках и галстуках, возрастом за сорок-пятьдесят лет. Мы подошли к столу, и сидевший в центре сказал: «Ребята, вы поймите, к вам в гости приехали, практически ваши ровесники, а вы встречаете их так негостеприимно». Он что-то говорил ещё в этом же ключе о дружбе между народами и интернационализме, но Колюню вдруг понесло. Видно, от осознания, что ничего мы тут реально поменять не сможем и так и уйдём восвояси с битыми рожами, Колька тоже начал витийствовать. Активно жестикулируя, он стал объяснять сидящим за столом, что все проживающие в наших южных республиках просто реальные козлы, что нормальных людей там нет по определению и что их всех необходимо уничтожать, не разбирая пола и возраста. Такой оборот дела явно показался нашим визави интересным, они с любопытством слушали излияния Коляна, иногда многозначительно поглядывая друг на друга. К счастью для нас, долго наслаждаться Колькиным красноречием им не пришлось, во дворе застучал милицейский «Урал». Два мента вошли в комнату, молча подошли к нам, взяли нас под руки и повели на выход. Во дворе было пусто. Мелюзга наша, слава богу, прыснула по кустам при первых звуках милицейского мотоцикла. Нас двоих воткнули в коляску, и мы потихоньку потарахтели до восемьдесят пятого отделения милиции. По прибытии записали наши имена, фамилии и адреса, после чего сунули нас в камеру, сказав: «Сидите пока, разбираться с вами утром будут».

Камера наша представляла собой небольшую комнатёнку, всю площадь которой занимал деревянный настил высотой сантиметров тридцать от пола, над потолком было зарешеченное малюсенькое окошко. Слева от входа спал, свернувшись клубком и уткнувшись лицом в стенку, какой-то мужик. Мы уселись на настил и стали обсуждать минувшие события. Через некоторое время сокамерник наш проснулся и велел нам заткнуться, дабы не мешать ему спать. Исполнить его желание было нам невмочь, поскольку случившееся с нами жгло нас, но говорить мы стали чуток потише. Однако сокамерника нашего это не устроило, и он окрикнул нас, приказав заткнуться, или расправа произойдёт немедля. В ответ мы просто послали на знакомые ему сызмальства адреса, намекнув, что результаты обещаемой расправы неоднозначны. Сосед наш сел, спустил ноги с настила и распрямился. Он оказался здоровенным мужиком, ростом за метр девяносто, и изрядной ширины, но мы за этот вечерок видали уже и покрепче. Да и мужик оказался не так увёртлив, как наш недавний азиатский друг. Мы вскочили на ноги и, не размышляя, кинулись на него. Коля в прыжке саданул ему по челюсти, а я, поднырнув под правую руку, долбанул ему по печени. Амбал согнулся пополам, что упростило нашу задачу, и, получив ещё пару ударов, завалился на настил. Полежав немного, он пришел в себя, молча повернулся лицом к стенке, свернулся клубком и через какое-то время засопел.