Алька. 89

Расположился, пруды-то рыбхозяйства, клёв о-го-го. Увлёкся, вдруг слышит, сзади кто-то осторожно подкашливает, оглянулся. Стоят охранник и милиционер. Милиционер говорит: «Товарищ контр-адмирал, извините, пожалуйста, здесь ловить нельзя. Вы пройдите в контору, с руководством переговорите, у нас есть пруд, там всё районное начальство ловит». Гаврилыч печально отвечает: «Да я давно в отставке, мне уж, наверно, ничего не положено, не заслужил, видно, ну нельзя так нельзя, пойду домой. А просить кого-то, это не по мне. Рыбу в пруд?» Охранник ответил: «Да бог с вами, товарищ контр-адмирал, забирайте с собой». Гаврилыч, стараясь держать осанку, затрусил в направлении дачного посёлка. Через пару минут его догнал милиционер и сказал: «Товарищ контр-адмирал, вы когда захотите порыбачить, зайдите в контору, спросите меня, я тут от нашего отделения вроде бы как прикреплённый, если моя смена, смело идите на пруд и рыбачьте. Если кто спросит, скажете, что со мной всё согласовано. Наш начальник отделения здесь тоже рыбачит, да здесь кто только не рыбачит, и райкомовские, и комсомольцы, и блатные всякие, а боевому офицеру ходить о чём-то просить… Я ведь понимаю, почему вы в контору идти не хотите, у меня батя тоже на флоте служил, с войны вернулся главным старшиной, а тоже не пошёл бы». Гаврилыч пожал ему руку и стал иногда ходить рыбачить на халяву. Помог кителёк-то. А с другой стороны, ведь отслужил срочную перед войной на флоте, призван был в первые дни, отвоевал четыре года на боевых кораблях, был ранен. Смухлевал с адмиральской формой, да и хрен бы с ней, не орден боевой чужой нацепил, просто штаны с лампасами. Ведь заслужил, хотя бы подвигом своим воинским, эту клятую рыбалку, доступную всему этому партийному мусору и ментам, но недоступную работяге, прошедшему всю войну.

А вообще деды всякие, работавшие на заводе, частенько выбирали меня в качестве благодарного слушателя их баек. К нам в цех однажды на зимний период устроился подсобником один пенсионер, трудящийся летом сельхозработником на опытном поле, не помню точно, то ли в Измайлово, то ли в Ботаническом саду. Этот был высокий жилистый старикан, годочков где-то ближе к семидесяти, через какое-то время он подкатил ко мне, видно, хотел с кем-нибудь поболтать, и стал втолковывать достоинства летней сезонной работы на свежем воздухе. Звучало всё красиво, но меня как-то не убедило, что мне надо что-то менять в своей жизни. Дедок, видя, что я явно тягощусь общением, смылился, но через несколько дней подгрёб снова. Глаза у старпера не скажу чтобы горели, но явно поблескивали, чувствовалось, что ему не терпится с кем-то пообщаться. Я стоял у верстака, размечал какие-то заготовки под сверловку, дедуля развернулся спиной к верстаку, немного наклонился ко и негромко засипел надтреснутым баском почти что в ухо: «Слышь, Алька, – забавно, меня так звали только дома. – У меня бабёнка одна есть, я к ней раз в неделю захаживаю. – Тут он приосанился, выпятил грудь и сказал: – Ну я сейчас не то, как раньше, но одну палочку всегда поставлю. – Признаться, я и не сомневался, старикан был ещё хоть куда, поджарый крепкий румянец во все щёки. – Беру четвертиночку, закусочки какой-нибудь, конфеточек, всё как положено. А вчера захожу, а её нет, дочка одна, лет двадцати, дома. Говорит: – Проходи, дядь Вась, может, придёт скоро. – Посидели, её всё нет, сижу. Чувствую, что-то жрать захотелось. Ну, думаю, чего ждать, перекусим, да и домой пойду. Говорю ей: – Я тут маленько харчишек приволок, давай, что ли, поснетаем? – Она тарелочки поставила, хлебушка покромсала, селёдочку достала, я тоже всё на стол и четвертинку, не домой же её переть. Перекусили, выпили, она села на диван, и я присел рядышком, дай, думаю, отдохну перед дорожкой. Посидели чуть-чуть, и я её взял да и за сиси пощупал, а она хохочет, но никакого сопротивления мне не оказывает. Тут я её стал на диванчик заваливать, а она мне: – Дядь Вась, ты такой старенький, мне как-то стыдно с тобой это делать. – А я ей: – А ты защурься. – Ну она и защурилась». – В голосе его звучало торжество. – «Ну и как, дядь Вась?» – Старичок мой выпрямился, расправил плечи, гордо произнёс: «А как же, вдул. Одну палочку поставил, хотел на вторую, но, думаю, пора, вдруг моя придёт». Орёл.

В школе я появлялся всё реже и реже. Столько было важных дел, встреч с друзьями и просто весёлого времяпрепровождения. Стали готовиться к походному сезону. Потом меня все больше донимал кашель.