В апреле я подал заявление на присвоение четвёртого разряда, это был наглый поступок. Сетка тарифная у слесарей-сборщиков была шестиразрядная, шестые разряды у нас были только у бригадиров, да и то не у всех, пятые присваивали после лет тридцати пяти-сорока, при этом квалификационные требования были довольно размыты, но важно было заниматься общественной работой, неплохо быть членом партии, но не обязательно, смотрели, пьёт ли в рабочее время, как и сколько. Четвёртый разряд давали лет в двадцать семь, не раньше, а тут я припёрся в двадцать лет, совсем наглость потерял, хотя в рабочее время в пьянстве не замечен, но письмо из милиции было, подрался с кем-то, вдобавок общественной работой не занимается, мутный, в общем-то, тип. На комиссию я пришёл не готовясь, думаю, что они там могут придумать. К моему удивлению, среди членов комиссии увидел главного инженера, не думаю, что его появление там было как-то связано с моей персоной, скорее, зашёл просто поинтересоваться, но я как-то и не огорчился. На вопросы завцехом я начинал отвечать прежде, чем он успевал их закончить, чего удивляться – одну книжку всё читаем. Толя наш даже сказал со смехом: «Во даёт, прямо рубит, щас меня начнёт экзаменовать». Я уже для себя решил, что для меня всё должно закончиться благополучно, но не тут-то было. Главный инженер, до этого сидевший как-то боком к отвечающим и тихо беседовавший с одним из членов комиссии, вдруг повернулся ко мне и спросил: «А вот объясни мне, Рейн, почему у вас каретку станка клинить стало?» Тут я попал в лёгкий ступор, ответа я не знал, и насколько помню, в тот момент, когда мы пытались её запустить, его никто не знал, включая моего экзаменатора, а к работам по устранению этого дефекта после сдачи установки комиссии меня не привлекали. Но вопрос был задан, я понимал, что лучше выдвинуть какую-то гипотезу, возможно, неверную, чем молчать, и начал размышлять вслух о возможных причинах. Главинж слушал мои рассуждения, морщась, наверно, от моей глупости, потом сказал: «Ну близко, но не так». – А как, не объяснил, кремень. – «Ладно, а почему с доской всё поехало?» Для любого это было бы очевидно, и я ответил: «Тут и гадать нечего, доска не стальная калёная пластина, поддалась, вот каретка и поехала». – «Так чего мы везде деревянные направляющие не ставим? Ведь будут работать?» Я ответил: «Сам удивляюсь. Работать-то будут. Конечно, будут, но недолго». Главный помолчал и задал мне ещё вопрос по одной из установок, в сборке которой я принимал участие. Помню, что точного ответа я тоже не знал. Тучи сгущались. – «Хорошо, а вот вы собирали гидроаккумуляторные станции, вот представь, вдруг станция начинает вся трястись, будто бы улететь собралась, отчего это?» – Поскольку у нас таких историй, при тестовых проверках станций не было, то ответа тоже не было. – «Хорошо, а как будешь искать причину?» – «Поставлю напрямую за насосом манометр», – сказал я. – «Узнать, насос давление даёт?» – «Узнал, работает, манометр выкинешь, дальше что?» – Дальше я не знал. Никак не мог сообразить. Тут главный сказал: «А это масло в гидробаке заканчивается, стоит на уровне половины трубы, вот насос его через раз подхватывает, отсюда и вибрация», – после чего откинулся на спинку стула, с удовольствием созерцая мою растерянную физиономию. Я вспомнил конструкцию гидроаккумуляторной станции и расстроился. На одной из боковых стенок гидробака было мерное стекло, показывающее уровень масла в баке, с отметкой аварийно низкого уровня, очевидно, что при любой нештатной ситуации я обошел бы станцию кругом, увидел бы, что уровень масла ниже критического, долил бы, вибрация пропала, и стала бы ясна её причина. Но сегодня – увы. Я пролетел, как фанера над Парижем.
«Ну как?» – спросили меня ребята, дожидавшиеся результата экзамена у кабинета. – «Хреново», – ответил я и пошёл к выходу. – «Так ждать велели!» – Я махнул рукой. Чего ждать, если не сдал.