Пытаясь разобраться, как нас прищучить и заставить всё ж таки уложиться в те же деньги, руководитель проекта стал изучать техническое задание и узрел в нём, что созданный нами фильтроэлемент должен отвечать ряду характеристик, в том числе быть определённой пористости. На кой хрен и какой болван вписал сюда эту самую пористость, я до сих пор не понимаю, хотя, впрочем, что это за болван, было понятно и тогда, но зачем он это вписал? Очевидно даже ребёнку ясельного возраста, что, создавая и продавая любую продукцию, описывая её, надо указывать только те её свойства, ради которых заказчик готов у тебя её купить. Чего ждёт заказчик от фильтра, который он заказал? Он хочет, чтобы этот фильтр не пропускал частицы определённого размера – укажи их, что ему ещё важно знать – какой объём жидкости или газа он сможет пропустить через себя – укажи, ему важны механические характеристики – надо сообщить и об этом. Но зачем заказчику пористость? Что она даёт ему, на кой хрен она включена в текст технического задания – эта самая тупая характеристика, ничего толком не объясняющая о свойствах объекта? Она говорит только о том, что в теле имеются пустоты. Какой характер у этих пустот, сколько их, как они расположены, как влияют на проницаемость, фильтрационные свойства, прочность, не известно, тогда зачем её указывать? Руководитель темы должен был подумать об этом при заключении договора.
И наш заказчик докопался до этой самой пористости, величина которой была указана в техническом задании:
– А скажите, пористость фильтра вашего соответствует пористости, указанной в техническом задании?
– Нет.
– Ну, тогда о чём мы говорим – все ошиблись. Мы ошиблись с исходными параметрами, вы – с пористостью, вот сообща и будем всё исправлять. Мы вам официально выдадим новое техническое задание, а вы делайте фильтроэлемент, соответствующий характеристикам. Сроки и деньги те же.
– Да эта пористость ни о чём не говорит, её вообще не нужно было включать в текст задания.
– Что теперь об этом говорить? Сами же включили. Всё, приступаем к работе по вновь утверждённому плану.
Интересно, что, ведя эти разговоры, мы ещё не знали того, соответствует нами созданный фильтр новым требованиям или нет. Насколько мне помнится, когда его продули на испытательном стенде, он удовлетворил предъявляемым требованиям, так что ничего переделывать не пришлось. Но пишу я о другом – об уровне руководства: один ошибся в сто раз, другой пишет в техзадание всё, о чём вспомнил.
А «Вега» та самая отвернула куда-то и скрылась в безбрежных пространствах космоса. Стали искать виноватых, мы поначалу тоже были в их числе, потом разобрались – ошибся программист. Что-то я не очень удивился, узнав об этом.
В общем-то, работать с Трындяковым мне не понравилось, и как только Илья заключил договор с кафедрой Э3, я вернулся на эту тематику.
Борис Жуков продолжал трудиться на теме Трындякова и тогда, когда отношения их испортились. Анатолий был не только его научным руководителем, но и руководителем темы, на которой он работал. Но Боря был парнем жёстким – забил на всё, приходя на работу, не здоровался от порога со всеми, как поступало большинство, а обходил всех, пожимал каждому руку и демонстративно минуя Трындякова. Это могло стать для него большой проблемой при защите диссертации, но Бориса это не пугало, он шёл напролом.
Насколько я помню, Трындяков формально остался Бориным научным руководителем и даже выступил на его защите – выступил, надо сказать, вполне корректно, сказав, что мало что может рассказать о представленной работе, поскольку он был руководителем только в самом начале и основная часть диссертации была выполнена без его участия.
Учёный совет поддержал Бориса, отмечали мы защиту его диссертации у него дома.
В Контрольном совете Женя Красинский подал заявление на увольнение, на его место пришёл Валера Ермаченков. На последней коллегии, которую проводили в отсутствие заявителя, Валера периодически загадочно сообщал:
– У меня есть бутылка водки.
Женя, не выдержав, спросил:
– Ты чего конкретно предлагаешь?
– Проставиться. Дома жена уже закуску приготовила.
– Ну, поехали. Алик, ты едешь?
– А как же?
Отметили у Валеры его приход в Контрольный совет, мы с ним весьма плодотворно работали года три до его увольнения.
Меня в Совете стали периодически привлекать другие штатные эксперты. Однажды ко мне обратилась женщина-эксперт, не помню имени, с просьбой помочь ей разобраться в одной сложной для неё заявке. Я проглядел её, заявитель – доктор технических наук, сварщик, в предлагаемом им техническом решении науглероживал поверхностный слой стальной балки, а потом закаливал её – нагревал и быстро остужал. При нагреве в науглероженном слое происходили фазовые превращения, который фиксировались при быстром остывании, вследствие чего объём поверхностного слоя изменялся и балка деформировалась. Приём в обработке металлов давлением известный, и я решил ей помочь. Узнав о моём решении, завотделом и Валера в один голос сказали: