Алхимик. По следам Джордано Бруно

Он узнал, что металлы относятся к группе душ-«эскизов» на пути эволюции и среди них есть существа, продвинувшиеся весьма далеко, а есть и отстающие. Он увидел, что вся Природа пронизана множеством нитей, подобно тому как в рождественском вертепе спускаются сверху и переплетаются веревки, на которых держатся куклы. «Трансцендентные законы» доходят до разных частей разных царств и создают симпатические связи между минералами, растениями, животными и звездами, точнее, духами-хранителями небесных тел. Таким образом, звезды — это материальные проводники совершенных существ, проделавших такой путь эволюции, что человеку понять их не легче, чем кишечной бактерии уловить сущность человека.

Он понял, что минералы тоже рождаются, растут, воспроизводятся, болеют и умирают. Он изучил жизнь металлов, и теперь они казались ему не более «безжизненными», чем животные, ведь животные проявляют жизнь, двигаясь и перемещаясь, а металлы — сопротивляясь внешнему давлению и попыткам сломать их. Он научился распознавать признаки усталости в минералах и рудах: когда металлу дается непосильная для него работа, он почти полностью перестает справляться с ней, и, чтобы восстановить первоначальные свойства, ему нужно дать отдохнуть.

Значительная часть этих знаний в искаженном и разрозненном виде сохранилась в народе, словно остатки воспоминаний о лучших временах.

Каждая новая зима говорила Пабло Симону об эфемерности всего земного, а весна — о вечном возрождении жизни в новых формах.

Во время первых занятий, когда он только стал учеником ложи, ему доверили нечто, что он хранил как величайшее сокровище знания. Это был «универсальный ключ», открывающий многие, если не все, загадки Природы.

В ту пору в городке своими магическими, чудесными исцелениями прославилась одна девушка. И каково же было удивление Пабло Симона, когда однажды ночью в «Руинах» брат Одиннадцатый представил ее как члена ложи.

— Брат, это твоя сестра Ипатия.

— Ипатия? Ты взяла имя мученицы, растерзанной по приказу Кирилла?

— Это имя мне дали старшие братья…

Голос девушки был нежным и необыкновенно мягким, как и она сама. Белая туника и иссиня-черные волосы придавали ее изящному лицу бледный оттенок долин, освещенных ночным сиянием луны. Она являла образ ангельской, а не человеческой чистоты и отражала единство с Богом, которое ощущала.

В ее приветствии было что-то простое и детское. Уходя, брат Одиннадцатый нежно посоветовал ей:

— Ипатия, береги себя! Твое тело — очень хрупкий сосуд, а ему нужно вмещать огонь…

— Конечно, брат! — ответила она и тихо добавила: — Какой он добрый!

— Да, и очень мудрый… Сестра, чем ты занимаешься? Я имею в виду, какую работу ты выполняешь в рамках священной науки? — спросил Пабло Симон.

— Ты не поверишь, брат, но на самые простые вопросы ответить сложнее всего… Я вижу то, что произошло, и то, что должно произойти, словно это корни и крона великого древа, ствол которого — настоящее… Я знаю, ты любознателен, но я испытываю не любопытство, а тревогу…

— Если нынешнюю жизнь ты видишь как результат пройденного пути и как то, что еще предстоит пройти, если ты представляешь ее как еще один след на единственной дороге; если убеждена в том, что ты вечна, что ты — нетленный обитатель эфемерной оболочки, духовное вместилище всей сути, что может тревожить тебя?

— Ах, все то, чего я не знаю, чего не делаю, бесконечное число существ, не ведающих причины своих бед, те, кому я не в силах помочь!

— Брат Одиннадцатый говорил, что познание Закона — это инструмент, которым можно перепилить металлическую решетку страдания…

— Тревожит меня не совсем то, что понимают под страданием. Говорю тебе, сама по себе боль меня не тяготит; меня беспокоит полное неведение ее причин. Люди, пребывая в невежестве, оплачивают одни долги, но тут же создают новые. Я жажду нести людям освобождение; «нечто» взывает ко мне, и я жажду наполниться им… Один или два раза мне удавалось с ним соприкоснуться, но потом я снова падала.

Глаза девушки, которой едва исполнилось пятнадцать или шестнадцать, стали влажными и засияли странными синими огоньками. Вскоре она попрощалась с Пабло Симоном и спустилась в подземелья, а он, неистовый ныряльщик в море тайны, все стоял и стоял у разрушенного портика.

Девушка эта была отмечена каким-то знаком судьбы, и ему никак не удавалось его определить; она была гораздо выше любых эмоциональных проявлений и казалась сверхчеловеческим существом, но в то же время испытывала глубокий священный трепет, что противоречило всякому духу исследования и абстрактного мышления. Пабло Симон чувствовал, что его одновременно и привлекает, и отталкивает эта необычная натура.

Он рассеянно стряхнул с одежды пыль руин и уже направился было в городок, но увидел, что к нему идет брат Одиннадцатый. Тот спросил:

— Что ты думаешь об Ипатии?

— Она очень необычная… совсем не похожа ни на кого из нас. Никак не пойму: ее душа одновременно сильная и слабая, просящая и повелевающая… Не знаю!