Остальные же понимали, что идти за Алкидом — глупо. Тем более никто не знал, куда улетела золотая колесница. Да и кто из них сможет выйти из царства Аида живым? Если только сам Генерал и всё. Остальных Цербер размажет и съест. Нет, помочь хотелось и очень, но они бы только мешали в исполнении плана Алкида.
А Исидор теперь даже не знал, как приглашать героя в Атлантиду. После возвращения Медеи он, скорей всего, не станет доступен на месяц, минимум. Тем более атланту не нравилась та кровожадность и чёрная ярость, что текли из Алкида рекой. Но если сделать Атлантиду домом для героя, то тот с такой же яростью будет защищать остров. Да, воина хотели сделать Архонтом, правителем великого острова. Почему — никто из Четырёх не знает. Говорят, что сами Титаны выбирают Архонта, а людям остаётся только принять его или отбросить. Возможно, покажется, что Титаны слишком мягкосердечны — «мы вам покажем на человека, а делать из него правителя или нет — ваше право». Да, чуть больше половины добры к людям, но другая часть… Сейчас сидит в Тартаре за свои преступления.
Исидор — простой воин, может и с высочайшим званием, но воин. Поэтому он просто приведёт Алкида, а дальше пусть разбираются другие. Ну, а что? Дело солдата — воевать и исполнять приказы, а не думать. Нет, по военной тактике и стратегии Исидор был первым, но в делах политических и философских был, честно говоря, профаном.
Но кроме этого произошло ещё одно событие. Парис пропал с Еленой и сокровищами Менелая. Куда и почему — никто не знал, но догадывались. Приам лично объявил своего сына без вести пропавшим и не стал отправлять людей на его поиски. Сейчас народ мог просто взять и обвинить Париса в смерти Медеи, ибо он мог отдать сокровища и Елену, чтобы греки уплыли домой. Но нет, юный гордец решил поставить своё эго выше других. Поэтому, если бы Парис остался, никто бы не удивился находке сына Приама в кровати с перерезанным горлом. Впрочем, такая же участь постигла бы и Елену, никто не сомневался.
Первое, что хотел сделать Ахиллес — вырезать всё командование. Просто вырезать. Без вызовов на дуэль, просто. Войти в шатёр, который уже начали убирать, и убить всех. Герой не понимал, зачем было делать ТАКОЕ? Зачем?! Почему?! Юноша не понимал и не хотел понимать, потому что в любом случае он не простил бы их. Впервые в своей жизни он почувствовал дыхание смерти рядом с собой. Если бы Алкид использовал ВСЕ силы, то не факт, что Ахиллес выжил бы. Если бы был простым человеком со сверхсилами. А так бессмертие спасло бы, но кто знает?
Сейчас Ахилл перевесился через борт корабля и смотрел на воду. Настроение было паршивым у героя. Патрокл помогал другим мирмидонянам погрузить вещи на корабли, попросив Ахиллеса не вмешиваться в «дела, в которых ты похож на Аталанту во время готовки». Герой не понимал, почему всем не нравилась готовка его невесты — вкусно же. А сама «госпожа «Прорыв Тартара» (как её солдаты начали называть после пробы еды) готовила на всех сразу. Сама вызвалась. Моряки, находящиеся под юрисдикцией Ахиллеса, пытались выбрать тех, кто будет, есть еду Аталанты.
— Да идите вы все! Мне прошлого раза хватило! — закричал один из моряков.
— Я тогда три часа отсидел, не вставая… — грустно, чуть не плача, сказал другой.
— Нет! Нет! Нет! Лучше в пасть к Сцилле!
Ахиллес посмотрел на моряков с выражением крайнего удивления и вернулся к своему делу — ничегонеделанию.
Аякс оглядывался по сторонам, пытаясь найти врага. Скифы совсем озверели — каждую минуту они выскакивали из кустов и обстреливали солдат Афин, а затем снова скрывались где-то в зарослях. И все атаки были хаотичны по направлению ударов. Афиняне пытались дать отпор, но куда там — лёгковесная броня и тренировки сделали из Скифов отличных бегунов, а грекам мешала их тяжёлые доспехи.
У Диомеда были такие же проблемы, что и у Аякса — Скифы яростно обстреливали из кустов его воинов. Но самое тяжёлое положение было у Одиссея. Скифы не только поливали его солдат стрелами, но и поджигали повозки и шатры, которые ещё не убрали. Сам царь Итаки был на корабле и мучился. Одна из стрел по касательной зацепила его бедро. Пустяковая рана, однако, яд мантикоры не зря называли «Чёрной Смертью». Лекари могли лишь отсрочить гибель Одиссея, а Афина не спешила помогать своему любимцу — запрет Зевса и страх перед гневом Гелиоса, который красноречиво дал понять, что все виновные погибнут в муках рано или поздно.