«Я приносил ему список исполнителей, который он должен был завизировать, — говорит Евгений Александрович. — И там всегда была Алла, всегда был необычайно острый по тем временам Хазанов, иногда возникал даже Жванецкий. Причем, это была единственная развлекательная программа, которая шла в прямом эфире».
Перед концертом 1981 года Чурбанов почему-то запретил Пугачёвой исполнять песню «Дежурный ангел». По личному указанию замминистра у всего оркестра под управлением Силантьева изъяли ноты этой композиции — на всякий случай: от этой певицы ведь всего можно ожидать, как в случае с «Королями».
…Алла спела несколько «разрешенных» песен. Зал не унимался, милиционеры кричали: «Еще!», «Дальше!» и даже «Бис!». Тогда Пугачёва села за рояль и запела «Дежурного ангела».
«Какой же потом был скандал! — улыбается Гинзбург. — Меня вызвали телевизионные начальники и пытались вменить мне в вину эту «провокацию».
Я объяснял, что находился далеко, за режиссерским пультом. Что, собственно, я мог сделать? Отключить трансляцию на всю страну?».
Глава 24
Покровитель из КГБ
Парижская «Олимпия»
Смерть отца
В 1976 году Алла выступала в Каннах на международном фестивале «Мидем». Она исполнила там «Арлекино» — без особого, впрочем, триумфа. Хотя сама поездка в легендарный город-праздник была ее личным триумфом. Во время той поездки Пугачёва мимоходом была в Париже. Когда проезжали мимо «Олимпии», она попросила остановиться. Вышла из машины, постояла перед входом и произнесла, как бы ни к кому не обращаясь, но отчетливо:
— Здесь пела Пиаф. Здесь буду петь я.
Она была совершенно уверена — эта сцена для нее. Хотя и далекая, как космос. Впрочем, Пугачёва любила ставить перед собой космические задачи. Иначе пела бы в самодеятельности, как ей некогда и советовали.
В 1982 году ее пригласил выступить директор «Олимпии» Жан-Мишель Борис. Зал на бульваре Капуцинов открылся в 1954 году, и умница Жан-Мишель быстро превратил его в самую престижную площадку не только Франции, но и мира. Хотя масштабом «Олимпия» вовсе не потрясает — всего две тысячи мест. Но выступить там — значит стать фактом истории, быть причисленным к «олимпийским богам». А для советского артиста это было, пожалуй, так же престижно, как концерт ко Дню милиции.
Но галантный француз Жан-Мишель не знал, каких мук стоило «совьетской пьевице» добраться до Парижа.
Конечно, она много ездила за рубеж — по тогдашним, советским меркам даже слишком много, слишком часто, слишком далеко — дальше соцстран. Но что предшествовало этим поездкам?
«Страшно вспомнить, — говорил Болдин. — Это выездные комиссии райкомов и "Росконцерта". Это вынужденные мероприятия в нашем коллективе: раз в неделю политические занятия, для чего нам из райкома «спускалась» тематика. Нас заставляли знать какие-то совершенно ненужные вещи.».
Иррациональное общение с партийными органами перед выездами за рубеж описывали уже много раз, но для молодого читателя нелишне будет повторить, для чего снова воспользуемся отрывком из книги Ильи Резника:
«Если в концертные организации поступали деловые приглашения из-за рубежа, их зачастую прятали под сукно, потом, как могли, затягивали оформление документов, потом гоняли по выездным комиссиям, где, как правило, заседали въедливые функционеры:
— А назовите столицу Свазиленда!
— Мбабане!
— А кто Генсек компартии Гондураса?
— Ригоберто Падилья Руш!
— А "Труд" чей орган?
— Орган? ВЦСПС.
— С какого года издается?
— ???
— Та-ак! Ну, а если на какой-нибудь стрит какой-нибудь иностранец обратится к вам с вопросом: "Кто руководил восстанием лионских ткачей в 1834 году?", что ответите?
— Э-э-э-э.
— Не стыдно? А еще собираетесь представлять Союз Советских Социалистических Республик за рубежом.».
И каждый раз перед поездками Пугачёва «теряла» кого-то из своих музыкантов: партийные и лубянские органы запросто не выпускали несколько человек за границу. Повод обязательно находился: несколько браков, знакомство с сомнительными элементами и, разумеется, национальность. Аргументы, что в урезанном составе без бас-гитариста или барабанщика группа потеряет всякий смысл, не брались во внимание.
«Каждый раз мы отбивали кого-то из музыкантов, — продолжает Болдин. — И иногда нам приходилось общаться напрямую с высшими чинами КГБ. Алле часто помогал генерал Филипп Денисович Бобков. Это было как в детективе. Мы ехали на площадь Дзержинского, останавливались у главного входа, из которого обычно никто не выходит. Милиция внизу уже была предупреждена, что сюда подъедут «жигули» такого-то цвета и с таким-то номером. Кто-то выходил из дверей, встречал нас и провожал к Бобкову».
Этот генерал КГБ заслуживает отдельного романа. «Один день Филиппа Денисовича». Вот что писал о нем историк Евгений Жирнов в журнале «Власть»: