Алладин: книга-игра

–    Есть только один путь, Алладин, – джин зашептал на ухо юноше, – если хозяин лампы отпустит меня на волю, то есть потрет лампу и скажет: «Я хочу, джин, чтобы ты был свободен», тогда я обрету свободу. Но это, Алладин, будет одним из желаний моего хозяина. И я, поверь, не встречал ни одного свободного джина и не видел ни одного хозяина, согласившегося бы подарить одно свое желание джину.

–    Да, джин, человек должен быть очень щедрым.

–    Вот и я говорю, очень щедрым, вот таким, как... – джин осекся и потупил взор.

–    Послушай, джин, – вполне серьезно предложил Алладин, – если ты выполнишь два моих желания, то я подарю тебе третье, – и Алладин протянул свою руку джину.

–    Нет-нет, я не могу принять такой жертвы.

–    Но согласись, так будет справедливо. Ты же выполнил одно мое желание, хотя я его и не произнес вслух.

Джин кивнул головой, понимая, куда клонит Алладин.

–    Так давай же договоримся, ты выполняешь два моих желания, а третье будет твоим.

Джин не верил своим ушам. Он конечно же не верил, что Алладин, когда у него останется последнее желание, сдержит слово, но само предложение не могло оставить джина равнодушным, такого хозяина ему никогда не приходилось видеть. Прежние постоянно держали его в лампе и вызывали только для исполнения желаний. А этот юноша позволял ему разгуливать на свободе. И джин был уверен, что попроси он у Алладина отпустить его на недельку, Алладин с легким сердцем бы согласился.

–    Знаешь, Алладин, такого хозяина у меня еще никогда не было, – каким-то дрожащим голосом произнес расчувствовавшийся джин.

Алладин потрепал джина по плечу так, словно тот был его старинным приятелем, так, словно они вместе много раз воровали на багдадском базаре орехи.

–    Тогда, Алладин, если пошла такая игра, то поверь, я кровно заинтересован в том, чтобы ты как можно скорее придумал два своих желания.

Алладин наморщил лоб. Придумать два желания самому для Алладина было невероятно тяжело. Совсем другое дело – придумать тысячу желаний.

И Алладин принялся чесать затылок и наверное, протер бы в своей голове дырку, если бы джин не стал носиться вокруг него.

–    Я помогу тебе, мой господин, советом, добрым словом, я приложу все свои старания, чтобы учесть мельчайшие детали при выполнении твоих желаний. Я сделаю их, – джин так расчувствовался, что приложил руки к груди, – я выполню их так, как будто стараюсь для себя лично.

Но Алладин никак не мог решиться произнести заветные слова.

–    Понимаешь, джин, – наконец-то Алладин решился, – есть одна девушка...

Джин обхватил голову руками и грохнулся на песок и попытался зарыться поглубже, чтобы не слышать продолжение речи Алладина. Но тут же он вынырнул, подняв фонтан пыли.

–    Я же тебе говорил... – стуча в грудь кулачищами, закричал джин, – все, что угодно, только не любовь девушки, я над любовью бессилен! Я могу подбросить девушку к солнцу и поймать ее, я могу доставить ее из любого места сюда, к тебе, но я не могу приказать ее сердцу любить тебя. И так же, Алладин, я не могу заставить тебя разлюбить ее, хотя это был бы выход.

–    Джин, послушай меня, она умная, веселая, сообразительная к тому же она красива, как только что распустившийся цветок вишни.

Джин облизнул пересохшие губы и, закатив глаза, прошептал:

–    Все равно, не могу.

Это был стон, даже ветви пальм закачались, и финики посыпались на землю.

Обрадованный Абу бросился собирать плоды.

–    Джин, – не унимался юноша, – у нее такие глаза, как у газели, а глубоки они, как колодец.

Джин морщился от каждого слова, а Алладин заливался соловьем. Он прикрыл глаза, на его лице появилось мечтательное сладостное выражение, будто ему кто-то щекотал пером пятку.

–    У нее такие волосы, джин... как морские волны. Они такие же легкие и подвижные. А ее губы, джин... губы!

–    Замолчи! – выдохнул из себя джин. – Я знаю, о ком ты говоришь. Она, конечно, красива, но не так, как ты описываешь и на мой вкус, Алладин, она немного маловата ростом.

–    Джин, ты ничего не понимаешь в девушках, – горестно заламывая руки, воскликнул Алладин и обхватил мохнатый ствол пальмы.

– Алладин, ты обнимаешь дерево так, словно это девушка, словно это принцесса Жасмин.

–    Я не могу с собой ничего поделать, джин, я не могу совладать со своим сердцем, оно готово вырваться из груди и полететь к ее ногам.

–    Ладно, успокойся, мой господин, – джин положил свою тяжелую ладонь на плечо Алладина. – Хочешь, я стану холодным, как лед и немного остужу тебя?

–    Да, джин, но только не за счет одного из желаний.

–    Ладно, я сделаю это задаром.

И тут же Алладин задрожал от холода, будто бы он находился на самой высокой горной вершине, продуваемой всеми ветрами.

–    Ну что, хватит? Ты успокоился, поостыл? – спросил джин.

–    Да, – посиневшими от холода губами промолвил Алладин, – теперь меня сможет отогреть только поцелуй Жасмин.

–    А хочешь, я превращусь в эту девушку и поцелую тебя? – предложил джин.

–    Все равно ты останешься синего цвета, джин, я это знаю. И тем более, ты засчитаешь это как исполнение желания.