— Да, он пускал детей на съемки. Мой брат Сидней ходил. Они снимали сцену с большой пушкой. Когда большое ядро упало на пол, Сидней засмеялся, и им пришлось вырезать кусок. Сидней привык ходить на съемки немых фильмов, а это была первая звуковая картина моего отца, первый фильм с диалогами, со сценарием. В сценарии 300 страниц.
— И вы тоже?
— Я реагирую в точности так, как хотел бы мой отец, чтобы реагировал зритель. Помните «Огни большого города»? Слепая девушка, он сидит, смотрит на нее, когда она поднимает цветы. Потом она подходит к фонтану, и вы почти плачете, настолько это пронзительно. Она моет ведро, потом выплескивает воду ему в лицо, и вы уже смеетесь, но всё еще со слезами на глазах. Я думаю, кроме него, никто не смог бы так сделать. Никакой другой режиссер.
— А кого бы еще он сейчас смог спародировать?
— Как бы я хотела, чтобы мой отец был всё еще жив и сделал пародию на Буша. Как бы мне этого хотелось. У него получился бы великолепный Буш.
— Это было бы непросто…
— Так ведь и «Диктатора» было непросто делать. Хотя они и были похожи, усы и прочее. Еще вопрос, кто у кого украл усы. Он был так требователен ко всему. Он снимал на собственные деньги, не на средства студии. Он устраивал просмотры, и если что-то не получалось, заново переделывал все декорации, снимал заново.
— Вам придают силы фильмы вашего отца?
— Да, фильмы моего отца придают мне оптимизма. Они проникнуты такой верой в справедливость и достоинство. В чем только его не обвиняли! И в том, что он революционер, и… Что тут только не вспомнишь… Но им никак не удавалось приклеить на него ярлык. Он не был революционером, но он был возмущен всем тем, что должно вызывать отвращение у порядочных людей. Если это означает быть революционером, тогда он был революционером. Но в обычном смысле слова он им не был. Он был просто очень порядочный человек.
— Он вам снится?
— Да, он мне иногда снится. Не часто. Обычно это детские воспоминания, когда меня вот-вот должны выпороть, потому что я получила плохие оценки или что-нибудь подобное. Я не вспоминаю его как Чарли.
— Он когда-нибудь говорил вам, что значит для него Россия?
— Я помню, что он любил русский язык. Он говорил, что русский язык самый красивый, что он, как хруст, когда идешь по снегу.
— А ваши корни — это ваш отец? Или дедушка тоже?
— Да, дедушка Юджин О’Нил. Я никогда его не видела. Когда моя мать вышла замуж за отца, то мой дед сразу прекратил с ней общаться. Он говорил, что это грязный старикашка, что ей нужно идти медсестрой на войну, а не выходить за этого мерзкого актеришку.
— А на кого вы больше похожи, на отца или на мать?
— Внешне? Они сами были похожи друг на друга. Очень похожи. Они так долго прожили вместе, что стали похожи. Мне очень приятно, когда мне говорят, что я похожа на отца. И мне очень льстит, когда мне говорят, что я похожа на мать.
Патрис Шеро