Читаем АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино полностью

— Нет, мне так не кажется. Я не играю со смертью. Дело в том, что все мы — я, вы, он — все мы имеем дело со смертью, ведь мы знаем, что однажды каждый из нас умрет, исчезнет. И наша жизненная энергия всегда взаимодействует со знанием о том, что когда-нибудь мы умрем. И мы не играем с этим — хотя можно сказать иначе — каждый из нас каждый день играет со смертью. И то, что случилось с Дэниэлем, когда он упал в холле отеля, — может случиться с любым, в любую минуту. И наш фильм во многом об этом. Он не о смерти, он о жизни. О борьбе за жизнь, о том, как бороться за нее каждый день. Как трудно иногда бывает жить и как жизнь заслуживает того, чтобы за нее бороться — это, мы должны делать каждый день. Я надеюсь, что в фильме чувствуется надежда. Что там есть покой и безмятежность. Я не уверен, почувствуют ли это зрители. Потому что, когда ты показываешь на экране больницу, это пугает людей. Но, знаете, мы пятнадцать дней снимали в больнице, и заново открыли для себя, насколько она может быть прекрасным местом. Конечно, это может показаться не так, когда мы навещаете больного человека, или когда вы сами нездоровы, и, тем не менее, это место жизни. Место, где люди борются за то, чтобы сохранить вам жизнь. Место, где работают прекрасные люди. В фильме настоящие медсестры выполняют ту же работу, что в реальной жизни. И это по-настоящему прекрасно.

— Один из персонажей, брат героя, говорит, что ему безразлична его болезнь…

— Старший брат героя делает страшное открытие о себе самом, понимая, что он недостаточно силен, чтобы бороться. Он думал, что он сильный, но это не так. А это не слишком приятно узнать о самом себе. Он напуган, буквально поглощен своим страхом. Другими словами, он идет к своему брату, потому что знает, что тот сильнее его. И он идет к брату, которого он не видел более десяти лет, и просит о помощи. Я задавал этот вопрос самому себе: что бы сделал я в подобных обстоятельствах? Я не знаю, у меня нет ответа на этот вопрос. Надеюсь, что я бы смог бороться. Но я в этом не уверен. Мне хочется надеяться, что я был бы больше оптимистом, чем герой фильма, что я бы боролся. Я испугом наблюдаю за героем фильма, когда он не борется. Мне бы хотелось сказать ему: «Ты должен бороться».

— Такого рода история не могла бы быть поставлена в театре? Это очень кинематографичный фильм.

— Конечно. Знаете, я снимаю кино, потому что осознаю границы театрального искусства. И сейчас после семи лет, снова вернувшись к работе в театре, мне больше нравится кино. В кино больше свободы — прежде всего больше свободы работы с актерами. И мне кажется, что в кино я могу запечатлеть свое видение реальности и показать его на экране так, что каждый зритель узнает в этой реальности себя.

— Были ли продюсеры вашей картины согласны со всем, что вы предлагали дня нее?

— У меня появился шанс поработать совместно с телевидением. С очень необычным каналом — франко-немецким. И мы работали совершенно свободно, потому что не пытались привлечь публику в кинотеатры, мы хотели показать фильм по телевидению в прайм-тайм. Над этим фильмом я работал вместе с замечательным продюсером Пьером Шевалье, который делает многие фильмы для телевидения. И конечно, мы были свободны от потакания желаниям публики. И естественно, я бы не смог сделать фильм без нормального продюсера — все бы просто сказали «нет». Так что желанную свободу я обрел на телевидении.

— Обычно продюсеры не желают видеть на экране болезни, скорее, вместо этого они предпочитают видеть убийства…

— Это так, но в нашем фильме всё чуть-чуть иначе, мы не видим самого недуга — в данном случае он совершенно неявен, незаметен. Например, герой начинает терять вес, но это происходит по его собственному желанию, он больше не хочет есть. Поэтому болезнь — это что-то невидимое, вот в чем странность. Мы не видим ее в фильме, так же как мы не видим там смерти — мы не видим героя мертвым.

— Финал картины соответствует финалу романа?

— Да, финал тот же. Я не менял смысл романа. Изменил только два момента. В книге умирает младший брат. Я посчитал, что будет лучше, если это будет старший брат. Более слабый оказывается победителем. И второй момент — это то, что начало действия не является началом заболевания, в начале фильма болезнь возвращается снова. И поэтому было невозможно показать начало болезни, потому что это бы заняло слишком много времени. Человек не может сдаться, отказаться от жизни так быстро. Но когда ты думаешь, что у тебя все в порядке со здоровьем, и вдруг через три года недуг возвращается, вот тогда человек может впасть в отчаяние.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Шок новизны
Шок новизны

Легендарная книга знаменитого искусствоведа и арт-критика Роберта Хьюза «Шок новизны» увидела свет в 1980 году. Каждая из восьми ее глав соответствовала серии одноименного документального фильма, подготовленного Робертом Хьюзом в сотрудничестве с телеканалом Би-би-си и с большим успехом представленного телезрителям в том же 1980 году.В книге Хьюза искусство, начиная с авангардных течений конца XIX века, предстает в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью, укоренено в историю. Автор демонстрирует, насколько значимым опыт эпохи оказывается для искусства эпохи модернизма и как для многих ключевых направлений искусства XX века поиск выразительных средств в попытке описать этот опыт оказывается главной созидающей и движущей силой. Изобретательность, с которой Роберт Хьюз умеет транслировать это читателю с помощью умело подобранного примера, хорошо продуманной фразы – сердце успеха этой книги.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Хьюз

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство