Аллея всех храбрецов

Рядом кипела обычная производственная жизнь. Вадим то появлялся, то исчезал. Проходил, не поворачивая головы, БэВэ, и это задевало. Хотелось даже вызвать огонь на себя, натворить, застопорить движение, удивить, заставить понять, что твоя задумка стоящая и напряжение не только изнашивает тебя, но и развивает человечество.

– Я вижу, – говорил проницательный Вася, – вам нужна самостоятельность. Вам нужно начать с нуля. Завязка ведь – самое приятное. Ты можешь всё, словно ты бог. А далее – сплошные уточнения.

Он и сам знал это. Любое крохотное изменение не совершалось само по себе и отзывалось во многих местах. Со стороны этого не было видно. А шутки и разговоры окружающих скрашивали производственный фон.

– Как ты пишешь? – спрашивал Вадим. – Это инструкция, а не роман.

– А где сказано, что нельзя писать по-человечески? – возражал Мокашов. – Пишут суконным языком.

– Это чтобы чётче выразить мысль, без двусмысленностей. Ну, хорошо, а почему «утверждаю» в правом, а не в левом углу?

Мягко входила в комнату Маша – секретарь Викторова. «Мокашов… Борис Николаевич, к Борису Викторовичу на совещание». И хотя она всё ещё разговаривала с Мокашовым, уже смотрела кого-то ещё разыскивая, поверх его головы.

В кабинет Викторова вели особенные двери, облицованные панелями, имитирующими чинар. По таким дверям было нетрудно разыскать кабинет начальства. Когда подобный кабинет переезжал на новое место, снимали и переносили туда его красивые двери. Вероятно, владельцы кабинетов не замечали дверей, они были очень заняты. Особые двери были инициативной самодеятельностью хозяйственников, как и пальмы в кадках и копии известных картин.

На этот раз невеликий кабинет Викторова был полон. Борис Викторович разговаривал по телефону, делая заметки на крошечном бумажном клочке. Того, кто сумел бы заглянуть в это расписание, удивила бы масса дел, уместившихся на этом листке.

Мокашов уселся на ворсистый серый диван, стоящий вдоль стены, и от нечего делать начал рассматривать помещение: шторы на окнах, подтянутые и собранные вверху оконного проёма; розовые стены с портретом Ленина и громоздкая люстра на цепях, висящая над полированным столом заседаний.

– Вам Иркин нужен? – спросил Викторов вошедшего в кабинет Вадима.

– Нам он совсем не нужен, – не задумываясь ответил Вадим.

– А для дела нужен?

– Для дела нужен.

У Вадима со всеми были отличные, приятельские отношения. Для каждого у него находилось слово, шутка или анекдот. Но когда он говорил по делу, его внимательно слушали, даже если он говорил невпопад. Бесспорно, он был – голова.

Славка тоже пользовался авторитетом. Он мог запросто входить в кабинет Викторова, и Борис Викторович внимательно выслушивал его. Он мог докладывать с занудистым видом, а мог и пошутить. Но нужной лёгкости в отношениях у него не было. Он легко переходил через грань, и хотя все это было по делу, у него не было таких отличных отношений, которые имел Вадим.

За столом, раздвигая стулья, рассаживались приглашённые.

– Как у тебя с квартирой? Переехал? – спросил Вадима узколицый, черноволосый человек в очках, которого встретили с почтением и усадили в центре.

– Да, – ответил ему Вадим. – Успел даже ручку от двери оторвать.

– А удобства, – спрашивал черноволосый проектант, – совмещённые?

Вадим ответил, и их отношения напоминали старую, отрепетированную игру.

– Все в сборе? – покончив с телефоном, поднял голову Викторов. Он спрашивал мягко, растягивая слова, словно после каждого слова успевал подумать, и остальные успевали подумать вместе с ним.

– Да, все, Борис Викторович, – отвечали ему. – Иркина нет.

– Иркин подойдёт… Ну, чем вы нас в этот раз пугать будете? – Викторов посмотрел на черноволосого, и тот заговорил, не вставая, быстрой скороговоркой:

– Вас, Борис Викторович, не испугаешь. Вы сами кого хочешь испугаете.

Между тем Славка спрашивал, наклонившись, у Взорова – соседа по столу:

– Что? Опять с одними разговорами?

Что ответил тот, Мокашов не расслышал.

– Чувствую, – продолжал Славка, – в твоём портфеле отпечатанное задание. Эдак страниц на двадцать.

– Ошибся, на десять страниц, – отвечал Взоров.

– Уложились в десять?

– Куда там… тридцать.

– Мы, Борис Викторович, изложили свои мысли письменно, – торопливо, как не важную, но необходимую вводную часть, говорил черноволосый. – И хотели бы вам почитать, как самый первоначальный вариант.

– Хорошо. Давайте читать.

– Разрешите мне. Я знаком, – пояснил черноволосый и стал читать:

– Тяжёлый межпланетный пилотируемый корабль предназначен для полёта к планете Марс с последующей посадкой на поверхность планеты…

Мокашов слушал внимательно, однако не всё понимал. В голове лезли посторонние мысли, и он отгонял их, как надоедливых комаров.

«Интересно, у каждого – своя поза. Например, Вадим, слушая, держится за лицо. Взоров – выкинул ноги вбок от стула, Славка и оптик, оба в галстуках, костюмах с иголочки сидят ровно, поводя влево и вправо умными головами. Время от времени губы оптика кривит красивая ироническая усмешка, и он что-то шепчет Славке, а Славка ему».

– Вопросы, – спрашивает Славка, – можно сразу или потом?