Слезы снова подступили, словно я вижу тело Трис, и в этот раз, боль пришедшая с ней, интенсивная и острая в моей груди. Я сжимаю флакон в руке, отчаянно желая облегчения, что предлагает сыворотка, защиты от боли от каждого воспоминания царапающего меня внутри, словно животное.
Кристина обнимает меня за плечи и ее объятие делает боль только хуже, потому, что это напоминает мне о каждом разе когда тонкие руки Трис скользили вокруг меня, в начале неуверенно, а затем сильнее, увереннее, делая более уверенной ее и меня. Это напоминает мне, что любое объятие больше не будет таким, потому что никто и никогда не будет похож на нее, потому что она умерла.
Она ушла, и плача я чувствую себя так бесполезно, так глупо, но это все, что я могу сделать. Кристина держит меня в вертикальном положении и не сказала ни слова в течение долгого времени.
В конце концов я отстранился, но ее руки остались на моих плечах, теплые и шероховатые и с мозолями. Может быть, также, как и кожа на руке становится грубой после повторения усилий, с человеком происходит тоже самое. Но я не хочу, становиться бесчувственным.
Есть и другие люди в этом мире. Есть и такие как Трис, которые, после страданий и предательства, еще могли найти достаточно любви, чтобы заплатить своей жизнью вместо жизни брата. Или такие, как Кара, которые все еще могли простить человека, который стрелял в голову ее брата. Или Кристина, которая теряла друга за другом, но все-таки решила остаться открытой, чтобы найти новых. Передо мной появился другой выбор, более обнадеживающий и стабильный, чем тот, которым одарил себя я сам.
Я открываю глаза и протягиваю флакон ей. Она забирает его и кладет в карман.
- Я знаю Зик все еще странно ведет себя рядом с тобой, говорит она, бросая руку через мои плечи.
- Тем не менее, пока я могу быть твоим другом. Мы даже может обменяться браслетами если хочешь, как делали девочки из Дружелюбия.
- Не думаю, что это необходимо.
Мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу вместе. Солнце скользнуло за здания Чикаго, и в отдалении я слышу как поезд мчится по рельсам, мы удаляемся от этого места и от всего, что имело для нас значение, но так и должно быть.
В этом мире сеть много способов быть сильным. Иногда в понятие храбрость входить способность отдать свою жизнь за что-то большее чем ты сам или за кого-либо. Иногда сюда входит способность отказаться от всего что ты знал, или от человека, которого ты когда либо любил, ради чего-то великого.
Тем не менее, иногда в этом понятии нет ничего.
Иногда, это не более чем боль, сквозь стиснутые зубы, и результат каждого дня, медленная дорога к лучшей жизни.
Именно вот этот вид храбрости я сейчас и должен иметь.
ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА СПУСТЯ
ЭВЕЛИН СТОИТ на месте, где сходятся два мира. На земле следы изношенных шин от частых приходящих и уходящих людей от полосы перемещения , или людей из бывшего бюро. Ее сумка упирается ей в ногу. Она поднимает руку, чтобы пожать мою, когда я рядом.
Когда она залезла в грузовик, она поцеловала меня в щеку, и я позволил ей. Я чувствую улыбку, ползающую по моему лицу, и я так и оставил ее там.
- Добро пожаловать домой, - говорю я.
Пот соглашению, которое я предложил ей больше, чем два года назад, она сделала то, что должна была. Вскоре после того, как она покинула город, так много изменилось в Чикаго, что я не вижу вреда в ее возвращении. Хоть и прошло два года, она выглядит моложе, лицо ее полнее и ее улыбка шире. Время сделало ее лучше.
- Как ты?, - спрашивает она.
- Я... в порядке, - говорю я. - Мы рассеяли ее прах сегодня.
Я взглянул на урну, забравшись на заднее сиденье, как еще один пассажир. Долгое время я оставлял прах Трис в морге бюро, не уверенный, что она захочет видеть похороны , и что смогу сделать это один. Но сегодня День Выборов, мы все еще не имеем фракций, и пришло время сделать шаг вперед, даже если он маленький.
Эвелин кладет руку на мое плечо и смотрит на поля. Сельскохозяйственные культуры, которые когда-то были изолированы в районах вокруг штаба Дружелюбия распространились, и продолжают распространяться через все травяные пространства вокруг города. Иногда я скучаю по безлюдной, пустой земле. Но прямо сейчас я не возражаю, проезжая через ряды кукурузы или пшеницы. Я вижу людей, среди растений, проверяющих почву с помощью портативных устройств, разработанных специалистами бывшего бюро ученых. Они носят красный и синий, зеленый и фиолетовый.
- Каково это, жить без фракций? - спрашивает Эвелин.