Аллилуйя (ЛП)

Наконец, ощутив, что желает чего-то большего, она опять отстранилась. И, поднявшись, за спинку стула потянула его к дивану. Люциус молчал. Лишь тяжело дышал, хватая ртом воздух, словно вытащенная на берег рыба. Осторожно, чтобы не уронить его, Гермиона опустила стул на сидение дивана так, что Малфой оказался полулежащим на нем. Опершись коленками по обе стороны от его лица, она на секунду замерла, но тут же услышала, как Люциус сдавленно произнес:

— Быстрей.

Гермиона схватилась за спинку дивана и осторожно опустилась, теперь уже касаясь его губ набухшим от вожделения клитором. И тут же вскрикнула, когда Малфой, не говоря больше ничего, жадно впился в него, заставляя ее задохнуться от чувственного восторга. Его язык кружил и кружил по припухшему комочку, иногда опускаясь к входу во влагалище и даже чуть проникая внутрь, но затем снова поднимаясь, чтобы снова заставить ее дрожать в предвкушении надвигающегося экстаза.

Эти непрерывные жадные и ненасытные ласки уже скоро привели ее к новому оргазму, который заставил запрокинуть голову и громко оповестить Малфоя об этом:

— Люциус… я, кажется, снова. Снова, слышишь? Люциус! О, Боже, ты снова сделал это…

На что он с силой втянул клитор в рот, заставляя ее громко кричать от охватившего восторга. И этот звук отдавался наслаждением в его собственных ушах, не слышавших ничего более прекрасного, чем крики чувственной радости этой изумительной женщины.

А потом все закончилось. Она затихла и, с трудом передвигаясь на еще подрагивающих ногах, подняла стул за спинку и уселась на пол возле дивана. Затем Гермиона чуть слышно прошептала что-то, и Малфой сразу же ощутил, как удерживающие его путы исчезли. Сначала на руках, а потом и на ногах. Потирая ноющие запястья, Люциус опустился рядом. Скоро, чувствуя мучительную боль, он начал растирать их сильней, пытаясь восстановить кровообращение. И в следующий же миг ощутил на запястьях прикосновение ее маленьких и теплых ручек, которые нежно и ласково массировали его, будто пытаясь загладить вину за причиненный вред.

Малфой удивленно посмотрел на Гермиону, которая ничего не ответила, лишь мягко улыбнулась и нежно поцеловала содранную волшебными веревками кожу, что-то тихо шепча при этом. Ссадины и синяки начали исчезать на глазах. Исцелив его, она потянулась, осторожно, почти целомудренно, коснулась губами его рта, встала и вышла из комнаты. Люциус тоже поднялся, недоумевая, что же ему делать дальше, но потом нерешительно подтянул штаны и застегнул рубашку.

Гермиона вернулась через мгновение, уже снова одетая в свой свободный шелковый халат.

Малфой настороженно глянул на нее.

— И что теперь?

— Ты свободен и можешь уйти. Не забудь свою трость.

— А ты прекрасно поняла, что я имел в виду не это.

Она загадочно дрогнула губами и опустила голову, так ничего и не отвечая. С ощущением какого-то необъяснимого разочарования Люциус медленно двинулся к входной двери, прихватив по дороге трость. И вдруг!

— Где я живу, тебе известно…

От этих внезапно прозвучавших слов он резко обернулся. Гермиона все еще по-прежнему загадочно улыбалась. Облегченно выдохнув, Малфой осторожно потянулся к дверной ручке.

— Люциус!

Он еще раз обернулся. Гермиона подняла палочку и уже начала произносить восстанавливающее волосы заклинание:

— Folliculo regene…

— Нет, — Люциус упреждающе поднял ладонь. — Не надо. Они еще отрастут. Со временем. А сейчас… пусть останется так.

Гермиона в замешательстве нахмурилась, но Малфой лишь еле заметно усмехнулся, открыл дверь и шагнул через порог, уже оттуда добавив:

— Будем считать это моим освобождением от прошлого, мисс Грейнджер. Точнее, нашим освобождением…