Аллилуйя (ЛП)

Осторожно подняв глаза, Малфой посмотрел на Гермиону: сосредоточенная на стрижке, она не обратила на него никакого внимания, но Люциус даже радовался этому. Ему почему-то нравилось наблюдать, как она работает — как хмурит брови или прикусывает губу, пытаясь решить для себя что-то. А еще — запах… От наглой грязнокровки исходил невероятно возбуждающий аромат молодой и чувственной самки, почти завораживающий его. Люциус невольно коснулся взглядом ее груди, изгиба талии, бедер и с необъяснимой тоской вздохнул чуть глубже, чтобы сразу же почувствовать, как к свежему аромату духов присоединяется и богатый тяжелый запах новеньких кожаных ботфортов, которые она так и не удосужилась снять. Вожделение, чуть стихнувшее и вроде как уступившее место тому странному покою, обрушилось на Люциуса Малфоя с новой и еще более страшной силой.

Но теперь он ждал. Ждал, потому что понял, что сделать уже ничего не может. Ни с ней, ни с собой. И хотя собственное бессилие продолжало ужасать его, какое-то другое ощущение вселяло необъяснимую уверенность, что скоро все закончится. И закончится прекрасно. Вот только пах от эрекции уже болезненно и тяжко ломило.

Так прошло несколько минут, а потом ножницы щелкнули в последний раз, и в комнате воцарилась тишина. Гермиона сделала пару шагов назад и отступила от него, пристально изучая, что же у нее получилось. Люциус почувствовал, как густо краснеет, и с досадой понял, что краснеет отнюдь не из-за отсутствия былой шевелюры.

Тем неожиданней оказалось для него случившееся дальше. Минуту-другую Гермиона Грейнджер стояла, поначалу напряженно всматриваясь в него, а потом вдруг приглушенно прошептала:

— Ну вот и все. Теперь ты такой же, как и все мы… Обычный человек, — вслед за этими словами напряжение, словно маска, слетело с ее лица, и она восхищенно выдохнула. — Но ты по-прежнему невероятно красив…

Подойдя к нему, она наклонилась, нежно, будто извиняясь, пробежалась длинными пальцами по короткому ежику, оставшемуся от волос, и погладила Люциуса. Ее пальцы казались теплыми и ласковыми в холодном воздухе комнаты, который он ощущал сейчас с особенной чувствительностью.

Потом Гермиона заглянула в его глаза, и восхищенное выражение лица сменилось на уверенное.

— И я по-прежнему, как и много лет назад… хочу тебя. Так же сильно.

Замерший от удивления Люциус, не отводя взора, наблюдал, как она медленно дотронулась до своего платья и начала приподнимать подол. Еще совсем чуть-чуть и он уже мог видеть оголенные бедра, мягкую линию живота и абсолютно голенький лобок. Нижнего белья на Гермионе Грейнджер не оказалось…

Челюсть Малфоя медленно, но верно поползла вниз: эта женщина не переставала удивлять. Гермиона же тем временем, по-прежнему глядя только на него, неспешно и чувственно коснулась своей спелой, мягкой, уже набухшей от желания плоти, и Люциус невольно заметил, как легко скользнули ее пальцы в истекающую соками влажность. И смог лишь судорожно глотнуть, представив, какая она мокрая и горячая сейчас там, где дотрагивается до себя.

Не успев додумать эту опьяняющую мысль, он заворожено наблюдал, как грязнокровка приближается все ближе и ближе, наклоняется и подносит к его губам блестящий от собственной влаги пальчик. Который он, если б хотел по-настоящему освободиться, жестко и болезненно укусил, причинив ей боль и вызвав этим, как минимум, замешательство. Но почему-то не мог этого сделать. Не мог. Да и не хотел.

Поэтому губы его сомкнулись вокруг ее пальца, и Малфой с наслаждением всосал его, искренне восхищаясь вкусом вожделения этой молоденькой ведьмы. Вожделения, причиной которого стал он сам. И с радостью отметил, как довольно она улыбнулась этой ласке, столь ясно демонстрирующей ей голод, жажду, дикое и безумное желание, что испытывал в эту минуту Люциус. Закусив губу, Гермиона хрипло спросила:

— Еще?

И увидев его кивок, скользнула вниз уже двумя пальцами. Которые затем снова поднесла к его губам. И снова он искренне наслаждался, впитывая в себя сладость ее желания. Лакомясь им. Выпивая, не в состоянии оторваться, как дорвавшийся до источника в пустыне не может напиться и пьянеет от свежей воды.

Не скрывая удивления, Гермиона тихо рассмеялась.

— Боже, я же и сама… так давно хотела узнать, каков на вкус ты. Попробовать твой вкус.

Опустившись на колени, она быстро расстегнула его брюки и стащила их вместе с трусами вниз, к самым щиколоткам. И Люциус довольно выдохнул, когда его измученное мужское достоинство наконец-то оказалось на свободе. Гермиона же, замерев, смотрела на крупный, слегка покачивающийся член и не могла отвести от него взгляда. А потом тихонько дотронулась, будто боясь прикоснуться, и Малфой ощутил, как задыхается, желая ее прикосновений и не только их. Сейчас он хотел эту женщину так, что почти сходил с ума.