Алло, милиция?

– Твоя группа и курс. Твои сообщения о них.

– Только мои?

– Другие я убрал. Нет необходимости тебе знать, кто ещё помогает нам.

Егор узнал почерк себя-прежнего. Тот давал характеристики людям краткие и безжалостные. К ним добавлялись доносы о фактах вольнодумства.

«Рассказал анекдот. Смотрит Брежнев в зеркало и говорит: „Неправда, что я стар; я – суперстар”».

«Пересказал содержимое новостей Би-Би-Си и передачи Севы Новгородцева».

«Выразил сомнение в целесообразности направления ограниченного контингента советских войск в Афганистан».

По лицу студента было не прочесть – гордится ли тот своей прежней работой или стыдится.

– Почерк у меня после Москвы поменялся. Так аккуратно не напишу.

– Главное, чтоб было о чём писать.

– Как менты рассказывают анекдоты про Брежнева и КГБ?

– Брось. Детские игры кончились. Никого серьёзного ты в БГУ не изобличил. А за один только язык без костей не наказываем. Не тридцать седьмой год. Сейчас задача сложнее. В Первомайском районе процветает коррупция. Торгаши срослись с милицией и прокуратурой. Из двух человек, задержанных за взрыв в магазине, одну уже выпустили, заведующую. Пищеторг вышел на предисполкома, он на прокурора района, тот распорядился выпустить её из ИВС, избрав меру пресечения в виде подписки о невыезде. Значит, суд впаяет ей года два максимум. Условно. Продолжит работать в торговле, сначала с понижением, потом вернётся на прежний уровень. А если бы эта торговая клуша выполняла инструкции и вовремя настояла, чтоб баллон вынесли, никакой террорист не подорвал бы его в переполненном зале.

– А вы всё знаете и ничего не можете поделать.

– Не можем, представь. Ни моё управление, ни контрразведка. Чуть дёрнись, сразу получишь по ушам: ваше дело выявлять и гонять попов с диссидентами. А какие в Белоруссии диссиденты? Вот бы академика Сахарова сослали в Минскую область… Пока Щёлоков пестует милицейский беспредел, а Брежнев к нему благоволит по старой памяти, Андропов ничего не изменит. Слышал про убийство нашего майора год назад?

– Нет.

– Врёшь! Или забыл, как всё остальное. «Голоса» наперебой трепали, ты не мог не слышать разговоры среди преподов или студентов. Ладно, слушай. В конце декабря 1980 года три пьяных в дым мента ограбили майора КГБ, отобрав у него продовольственный паёк, и забили насмерть. До сих пор идёт расследование, но МВД при министре Щёлокове – это государство в государстве, хрен им что докажешь. Короче, сам увидишь.

– Этого знаю, – Егор ткнул в фото одного из парней. – Видел в общежитии. И раньше тоже. Кстати, про общеуниверситетские дела. Я же постоянно участвовал в акциях универовского комитета комсомола. Было там что-то, о чём я непременно должен вспомнить как можно быстрее?

– Нет, там всё благополучно, по имеющейся информации. А вот среди твоих соседей-филологов творится кошмар. Самое главное гнездо национализма! Один только выпускник филфака Григорий Бородулин чего стоит – клейма ставить негде. Говорит по-белорусски, даже если к нему обратиться по-русски. Требует обучения в школах только на белорусском. Высказался за реабилитацию Ларисы Гениюш, это нацистская преступница, печатала стишки в фашистской газете. В частной беседе о разделе Речи Посполитой обозвал русских оккупантами. Прислали разнарядку на него – отказался писать заявление на вступление в КПСС. Сволочь!

– Что вы с ним сделали?

– Ничего! Ему благоволил Машеров. Бородулин кропает стишки. Работает редактором в государственном журнале. Лауреат премии Ленинского комсомола и Лауреат Государственной премии имени Янки Купалы, фактически – живой классик. Машеров погиб в восьмидесятом, но уже столько надавали Бородулину, что стал фигурой неприкасаемой. Если только с высокой трибуны не скажет «долой Брежнева».

– Ясно.

– Учись, студент. Там каждый второй на филфаке – такой.

– Такая. Сплошь девицы.

– В советской стране женщины – тоже люди. И могут гадить своей стране не хуже мужчин.

– Как скажете. Если нужно – пересплю с любой в общежитии и выведаю через постель националистические тайны.

Николай отмахнулся от его инициативы.

– Я тебя когда-нибудь прибью, хоть ты и каратист. Потом. Когда поймаем взрывника. Ладно. Теперь о приятном, – он кинул Егору стопку ассигнаций десятирублёвыми. – На оперативные нужды.

– Сотня, – пересчитал Егор. – А почему в ведомости предлагаете мне расписаться за две сотни?

– Так и у меня оперативные нужды. Новый год опять-таки.

В ведомости уже было несколько записей за 1980 и 1981 годы с претенциозными завитушками «Е.Е.Евстигнеев» в графе «подпись» и той же суммой 200 руб.

– Мне нужно 150 руб.

– Зачем? От мамы сберкнижка досталась, стипендия повышенная, куда тебе одному?

– Девушку в кино сводить. А если и правда придётся охмурять барышень из первомайской торговли, там и 150 – мелочь. Гони червонец, Доцент, керосинку покупать надо.

– Бля-а-а… Прежний ты был сговорчивее.

Гэбист наскрёб ещё сорок – пятёрками, трёшками и рублями, больше при себе не оказалось.

– Десятку будете должны.