Алло, милиция? Часть 2

Грандиозная песня произвела шокирующее впечатление. Когда стихли последние ноты, к тому времени возня за сценой уже закончилась, Дворец культуры охватила гробовая тишина. Лишь секунд через десять донеслись отдельные хлопки, моментально подхваченные.

Егор снова смотрел в щель между половинками занавеса.

Зал рукоплескал стоя.

Если «Песняры» выступали бы в Кремлёвском Дворце Съездов, стоило бы записать эти овации и смонтировать с выступлением Брежнева. «Дорогому товарищу Леониду Ильичу» тоже долго хлопали, но без всякого энтузиазма, по обязанности, с резиновыми улыбками на физиономиях. Из-за бьющих в лицо прожекторов Егор, конечно, не видел зал в подробностях. Но точно — в нём нет резиновых лиц и вымученных гримас, восторг и даже слёзы — самые натуральные.

Мулявин ушёл за кулисы.

— Мужики! Кто-нибудь ещё слышал? Во время крика птицы какая-то баба орала.

Слух у него был отменный. Стоя среди киловаттных колонок, он разобрал сексуальные звуки за сценой.

Егор пожал плечами. В отличие от прежнего хозяина тела, он не любил стучать.

На «бис» не выходили. Нужно было ещё вытолкать публику из зрительного зала, а многие не хотели его покидать, и запустить следующих, страждущих высокого искусства.

— Егор, позволь, я использую тебя как молодого, — деликатно попросил Мулявин по пути в гримёрку, сунув пару купюр. — Сгоняй в буфет, принеси две фляжки коньяку.

Он наскоро переоделся в свитер и джинсы, не потому, что по правилам советской торговли «лицам в спецодежде спиртное не отпускается», боялся, что безбашенные девицы, подобные исполнительнице «крика птицы», порвут сценический костюм на сувениры. Протиснувшись мимо охранника, предупредив, что скоро вернётся обратно, Егор побежал в буфет.

Сунулся мимо очереди «я для артистов без сдачи», едва не получил по уху. Коньяк оказался раза в два дороже, чем в гастрономе, и был самого единственного вида, увы — похабного качества.

Обратил внимание, что в фойе идёт бойкая торговля дисками ансамбля, причём разных лет, по цене многократно дороже официальной — по десять рублей. Зато на каждом конверте двенадцать автографов всех членов ансамбля.

Зная, что жёсткие правила СССР не позволяют так баловаться с наценкой за товар, не на одну копейку, как преступно ненарезанные огурцы, а на сотни процентов, Егор легко распознал левак. Естественно, никакого кассового аппарата. Впрочем, и в буфете его не стояло, а должен был.

На обратном пути парня буквально обвили две девушки, одна ничего, вторая — некрасивая подружка. Наверно, слышали диалог, когда прорывался без очереди.

— Вы точно из «Песняров»? Проведите нас за сцену, отблагодарим!

— Барышни, я рабочий сцены Дворца культуры. Какой, мать, из меня песняр? Охрана всё равно вас не пустит.

Егор для убедительности образа шмыгнул носом и утёр его рукавом, после чего был отпущен с миром.

Мисевич, завидев коньяк, змеиным шёпотом предупредил: пей сам, главное — побольше. Иначе Муля выйдет из строя до конца второго выступления. А Медведко сказал быть начеку. Во время последнего концерта нередко случаются неожиданности.

Первой неожиданностью стало, что музыканты не только не подавали признаков усталости, наоборот — разыгрались и распелись как надо. А вот в конце…

Едва Мулявин в «Крике птицы» успел спросить «Тебя не хотел простить я, а кто же простит меня?», как что-то мелькнуло в луче световой пушки, бьющей в солиста, на миг отбросило тень на певца.

На сцену перед ним приземлился живой гусь.

Хотели кричащую птицу — получите. В натуральном виде.

Как именно было обеспечено его приземление ровно перед Владимиром — загадка. Возбуждённый от принудительного полёта гусь тоже принялся кричать, и его возмущённое «га-га-га» с хлопаньем крыльев подхватил стоечный микрофон Мулявина.

Слова песни закончились, он поблагодарил жителей Ярославля за столь оригинальный подарок и раскланялся. Аплодисменты перемешались со смехом.

О том, чтобы выйти на бис, не было и речи. Егор выбежал из-за кулис, схватил птицу за шею и утащил за сцену, преодолевая сопротивление крылатого участника представления.

— Убери этого гада! — рявкнул Мулявин. — Су-у-уки! Такую песню запороли. Где директор дворца?!

Пернатого диверсанта отобрал Мисевич и куда-то уволок, а весь ансамбль, включая технарей, прошествовал в банкетный зал.

— Икорка, красная рыбка… Хорошо! — облизнулся Дёмин. — Знал бы ты, Егорка, как в первые годы питались. В столовках за командировочные!

Здесь всё было организовано качественно и прошло пристойно. В торце сидел чиновник из отдела культуры обкома с супругой, ещё человек пять местного истеблишмента и молчаливая личность, повадками смахивающая на Волобуева, скорее всего — коллега по глубинному бурению.

Юра Серёгин, сидевший рядом с директором Дворца, что-то яростно тому втолковывал, тот разводил руками. Что там за «договорённости» обсуждались помимо договора, с места Егора было не расслышать.