Алло, милиция? Часть 2

— Не жалуюсь. Говорили — по десять рублей с концерта, итого шестьдесят, заплатили намного больше — как в ведомости написано. Командировочные почти не тратил, только пятьдесят копеек, когда скидывались на такси.

— Значит, администрация Дворца культуры что-то ещё приписала сверх десятки. Если у них есть фонды, такое часто бывает. Кстати, ты же автор двух песен, вот и за них прибавка. Главное — всё по-честному, по ведомости. Никаких левых концертов. Юра наш — молодец.

Осталось выяснить, кто немолодец, спекулирующий пластинками. Скорее всего — тот, кто обнаружит, что в кофре лежат шнуры и прочие приблуды, а не диски, и начнёт истерить.

Егор ещё немного покемарил и был довольно сонный, когда в номере Дёмин заказал Минск, несмотря на глубокую ночь, и почти сразу прозвучала телефонная трель, означавшая: контакт установлен.

— Золотце? Таки я тебя разбудил? Прости, родная, только пришли в гостиницу.

Положив телефонную трубку, поделился секретом.

— Перед каждыми гастролями я звоню на узел связи и обещаю девочкам пригласительные на концерт. Теперь достаточно сказать «Песняры», и соединят моментально. Пользуйся!

— Нас во сколько выгонят из номера?

— В семь.

— Ну так будь другом, закажи мне звонок в Минск на семь.

Насте к восьми на занятия, в семь она ещё будет на Калиновского.

Угадал.

— Егор? Как ты?

— Сюжет «мама, роди меня обратно». Четыре концерта в день. Четыре часа на сон. Если не втянусь, брошу «Песняров» на половине гастролей и уеду домой.

— Всегда тебе рада! Прости, убегаю.

— Хорошая девушка? — поинтересовался Даниель, хоть его это совершенно не касалось.

— Отличная. Но надо ещё одной позвонить. Только после девяти.

— Или завтра утром, или придётся в обед из ДК бежать на почтамт.

Лучше на почтамт. Там можно забиться в кабину, набрать ещё и Образцова, не только Элеонору.

По поводу «мама, роди меня обратно» Егор приврал. Нужно было лишь приспособиться к сумасшедшему ритму, чётко использовать для отдыха любые паузы, распределять силы. К приезду в Сергиев Посад, в эти годы именовавшийся Загорском, это в основном удалось.

Измельчали залы. Если в Ярославле и Костроме набивалось вместе со сверхнормативными зрителями около тысячи человек, в райцентрах пели для нескольких сотен. Ставки сохранялись, правда, уже без добавок, ровно десять целковых за концерт плюс авторские.

Каждый раз, когда не нужно было переезжать или вкалывать в потогонном режиме четыре смены на сцене, Мулявин безжалостно объявлял репетицию. Отрабатывали вроде бы абсолютно знакомые композиции — и музыкантам, и публике. Он добивался идеального звучания. Или менял на другое идеальное.

После одной из репетиций подошёл к Егору.

— Хочешь получить больше гитарных партий? Тогда придётся учиться.

— Я только за, но на гастролях…

— Именно на гастролях, когда всё время с нами. Ты не музыкант. Но Борткевич тоже не был музыкантом, ему даже бубен доверяли редко. Зато талант, голос. Научили его. У тебя голос слабый даже для бэк-вокала. Зато слух абсолютный и пальцы неплохие. Мне играть с каждым годом трудней. Буду петь и руководить. Нужен гитарист, чтобы взять мои партии.

— У меня военные сборы… И распределение в МВД, иначе в армию загребут. Но я бы с радостью!

— Спросишь, как Борткевич сделал себе освобождение от армии. Или я вмешаюсь. Сборы… плохо. Но я подумаю. Играй!

— Такие предложения бывают раз в жизни, — прошептал за спиной вездесущий Дёмин. — Думаешь, ему так твои песни нужны? У него самого идей — на двадцать «Песняров» хватит. Что-то Муля в тебе разглядел. Цени!

Мисевич пообещал дать в Минске приличную гитару домой для занятий, намекнув: твоих песен нужно больше. И «Песняры» будут ближе к народу, и сам больше заработаешь.

Одни гастроли в ансамбле, и любой понимал: медленно зреет раскол. Кашепаров, Дайнеко и пара других смотрят Мулявину в рот, не осмеливаются ни слова сказать. Мисевич ратует за более простое, рыночное, «Вологду» весь зал подпевает, а вот «Крик птицы» — нет, слишком сложно. Несогласные уходили, но по одному, не разваливая весь коллектив.

Когда ехали из Москвы в Минск, Егор осторожно спросил Мисевича:

— Золотое время прошло?

Они стояли в коридоре вагона, идущем вдоль дверок в купе, и смотрели на мелькающие в темноте огоньки.

— Проходит. Нам нужен рок. Фолк-рок, но в первую очередь — классический рок. Время изменилось, надо меняться и нам. В семидесятых мы соревновались с «Самоцветами», «Весёлыми ребятами» да «Орэра». Может, ещё с польскими «Червоными гитарами». Сейчас навезли дисков из Европы и ещё везут. Теперь наши конкуренты — вся поп-индустрия Европы, США и Австралии. Они в моде, мальчики в коротких штанишках, прыгающие по сцене и кричащие Highway to Hell![18] Муля не хочет ни под кого подстраиваться, ему подавай эксперименты с народным материалом.

— Слава, история с «Весёлыми нищими» его не научила?