Аллочка и строптивый Дед Мороз

Молча кивнув, побледневшая Регина побрела к своему столу. А я, проводив ее глазами, невольно глянула на затемненный балкон второго этажа и заметила едва различимое движение.

Надеюсь, это был не дядя.

* * *

«Зайди ко мне».

Я уже добрых пятнадцать минут смотрела на короткое сообщение от Гордеева и никак не могла собраться, чтобы исполнить приказ. Он хочет объяснений. Будет ругаться. Возможно, скажет что-то обидное, и мне захочется плакать. Потечет тушь. Все заметят. Подумают, что мы с Гордеевым поссорились. Опять будет стыдно.

«Аллочка, твою мать!».

Еще одно сообщение, и я даже на расстоянии чувствую, как Никита закипает в своем кабинете.

«Пожалуйста».

Пожалуйста? Это искреннее «пожалуйста» или угрожающее?

«Прихвати ключи от кабинета Забелина».

А вот это уже интересно. Зачем Гордееву ключи от кабинета моего дяди?

Сделав короткую сессию глубоких вдохов и медленных выдохов, я немного успокоилась и, положив в кармашек ежедневника ключ, вышла из-за стойки.

Да, на меня смотрели. Так, будто я голая шла. И внутри зрело неприятное чувство, будто я предала коллег. Раньше мы вместе страдали от нападок Гордеева. Подшучивали за его спиной. Пародировали.

А теперь в их глазах Аллочка перешла на другую сторону. На темную сторону.

Едва я занесла руку, чтобы постучать в дверь Никиты, как он сам ее раскрыл и, ухватив меня за запястье, затащил внутрь.

— Заходи, у нас мало времени! — пробурчал он мне прямо в ухо.

— Что случилось? — возмутилась я, вырвав руку из хватки мужчины.

— Ключ принесла? — уточнил он, стараясь не смотреть на меня.

— Да, а что ты собираешься…

Не успела я договорить, как Гордеев вложил в мою руку маленький допотопный диктофон.

— Что это? — не поняла я.

— Зайди в кабинет и спрячь где-нибудь, ладно?

— Это шутка? — уточнила я, скептически осмотрев слегка разрумянившегося Гордеева.

Судя по виду, он начинал выходить из себя, но я была нужна ему для странного дела, поэтому распсиховаться и поругаться со мной он не мог. Никита сделал глубокий вдох и мучительно медленно выдохнул.

— Геннадий Петрович вчера сказал, что сегодня после обеда будет проводить собеседование с Самойловым, — наконец пояснил Гордеев.

— Ты хочешь подслушать, о чем они будут говорить? — в моем голосе послышались нотки упрека, и мужчина поспешил оправдаться.

— Кто-то шарился в моих бумагах, — Никита из раздраженного превратился в озадаченного, — А я подготовил свою стратегию развития филиала и собирался изложить ее Забелину на своем собеседовании.

— Думаешь, Самойлову нужны твои идеи? — усмехнулась я, чем здорово обидела Гордеева.

— Ты плохо знаешь Артема, ясно? — он скрестил руки на груди и покачал головой, — Ему не стоит доверять.

Я закатила глаза, но все же кивнула, сжимая в руке диктофон.

— Ладно, Гордеев, я это сделаю. Но только для того, чтобы доказать тебе, что ты параноик, — согласилась я, и мужчина тут же просиял очаровательной улыбкой.

Мне пришлось прихватить лейку для цветов, чтобы мой незапланированный визит в дядин кабинет не казался таким странным, если вдруг ему захочется просмотреть записи видеокамер. Гордеев, разумеется, увязался за мной. Должен же кто-то проконтролировать глупую Аллочку, которая не умеет пользоваться такой детской техникой.

Чтоб ты знал, Гордеев, у меня черный пояс по распечатке документов абсолютно на всех принтерах в офисе. Я и таблицами в «эксель» орудую, как волшебник своей палочкой. Так что не стоит меня недооценивать.

Озираясь, словно шпионы, мы открыли дядин кабинет и тут же заперлись изнутри, чтобы никто из желающих отыскать дядю не наткнулся на двух маленьких крысят.

Гордеев сразу кинулся искать укромное место поближе к креслу Забелина. А я осталась стоять у высокого узкого шкафчика, где дядя обычно хранил документы. К концу года все папки снесли в архив, и сейчас шкафчик пустовал в ожидании новой порции очень важной макулатуры.

У меня буквально все зудело от желания поговорить с Никитой о том, что произошло сегодня утром. Оправдаться перед ним. Перевести все в шутку. Чтобы он не подумал, что я и правда что-то к нему чувствую.

Ведь невозможно же так быстро воспылать вожделением к человеку, который до этого только и делал, что раздражал всем своим видом?

Я загляделась на Никиту. На то, как ловко он отклеивает полоску двустороннего скотча с маленького диктофона и приклеивает его на верхнюю полку над дядиным креслом. Удивительно, как здорово сидят идеально отглаженные брюки на таких длинных стройных ногах. И спина у Гордеева была что надо…Может, он пловец? Руки…Ох, эти руки!

— Аллочка! — одернул меня Никита, и я, активно захлопав ресницами, отвернулась, — Уходим.

Только мы направились к двери, как неподалеку раздался знакомый голос.

— Артем, держи ключи. Иди в кабинет, — весело произнес мой дядя, — Я сейчас к тебе приду.

— Хорошо, Геннадий Петрович, не торопитесь, — ответил Самойлов.

Шаги приближались, а мы с Гордеевым стояли, как два истукана на острове Пасхи, и не знали, как нам выкрутиться из этого, мягко говоря, гадкого положения.