Аллочка и строптивый Дед Мороз

— Твою мать…, — пробормотал Никита над моим ухом, и у меня уже в который раз побежали по шее мурашки от его близости.

На секунду я забыла о том, где нахожусь, и вдруг замечталась, что было бы неплохо сейчас оказаться в тесном пространстве с каким-нибудь привлекательным мужчиной, который шептал бы мне на ухо нежности, а я таяла бы в его объятиях.

Конечно, я не имела ввиду Гордеева, но идея пришла внезапно.

— Шкаф, — шепнула я, толкая мужчину к узкому шкафчику.

Тот помотал головой, не желая ютиться в предоставленной каморке.

— У тебя есть выбор? — шикнула я, и Гордееву пришлось повиноваться.

Он влез в шкафчик, прижавшись спиной к задней стенке. Для меня оставалось совсем мало места, и по мимолетному взгляду на Гордеева я поняла, что ему такая близость со мной тоже не приносит удовольствия.

Но идей больше нет.

Так что я втиснулась в шкафчик и прикрыла дверцу, полностью погрузившись во мрак. И в невольные объятия Гордеева.

ГЛАВА 6. СТРОПТИВЫЙ ДЕД МОРОЗ

Дядя вспомнил о важном деле, и остановился около Самойлова, чтобы обсудить вопрос. Они замерли у запертой двери, буквально измываясь над двумя коллегами, вжатыми друг в друга в узком шкафчике.

— Аллочка, прекрати ерзать! — возмутился Гордеев, раздраженно рыча мне на ухо.

Я была прижата спиной к его груди, и с этого ракурса ситуация выглядела вполне прилично, но стоит сместить фокус ниже, чтобы понять, что моя задница в обтягивающей юбке чувствует слишком много того, что у Гордеева между ног. И, чем больше я дергалась от смущения, тем больше и ощутимее становилось то, о чем и думать было стыдно.

— Гордеев, прекрати! — буркнула я, чувствуя, как срывается дыхание.

— Просто замри, ладно? — судя по голосу, Никите тоже было неловко, но я не могла оставить все как было.

Я постаралась переместиться левее, чтобы встать боком к Гордееву, но ничего не вышло, тогда я попробовала вправо, и тут мужчина нервно рассмеялся.

— Ладно, Аллочка, теперь не останавливайся, мне даже начинает нравиться, — я не могла видеть в темноте его лица, но по звуку поняла, что он облизнул пересохшие губы.

— Ах ты извращенец! — буркнула я и, резко дернувшись, все-таки смогла развернуться.

Правда, не боком, а передом. И теперь бы оказались вплотную прижаты лицом к лицу и…и всем, что ниже.

— Аллочка, твою мать…, — даже не шепотом, а тихим глубоким голосом протянул Гордеев, и это не предвещало ничего хорошего.

Тяжелые горячие ладони легли на мою поясницу, и я не смогла ничего возразить, потому что всем свои телом и разумом была поглощена одним необъятным чувством.

Диким непристойным желанием вцепиться в Гордеева и не выпускать его из этого шкафа, пока он не утолит мою жажду.

— Ты поцеловала меня сегодня, — его низкий голос вибрировал прямо у моего лица.

Я нервно сглотнула и попыталась оправдаться:

— Этот поцелуй был не для тебя, — неуверенно пролепетала я, все острее ощущая жар, нарастающий во всем теле и особенно в нижней его части — там, где пульсирует ширинка Гордеева.

— Ты отдала мне чужой поцелуй? — по голосу слышно, что мужчина хмурится. Невольно представив, как его красивый лоб перечерчивает морщина, я улыбнулась.

— Да, это было для Степанова, — ответила я, признавая, что всего лишь хотела заставить Гришу ревновать.

Гордеев немного помолчал, и я уже подумала, что мы закрыли эту тему, как его руки вдруг скользнули ниже, сильно сжав мои ягодицы.

Я рвано вдохнула, и мой рот тут же накрыло жадным поцелуем. От захлестнувших эмоций у меня подкосило ноги, и, если бы не надежная хватка Гордеева, я кубарем выкатилась бы из шкафчика.

Не имея никаких сил на сопротивление, я подняла руки, обхватив шею Никиты, и всецело отдалась проникновенному поцелую. Если утром инициатива была за мной, а Гордеев вел себя скорее интуитивно, но сейчас в его движениях чувствовалось неподдельное желание доминировать. Его сильные руки гладили мою спину и, опускаясь ниже, пальцами очерчивали округлости ягодиц, сводя меня с ума.

— Считай, что я вернул тебе твой поцелуй, — хриплым голосом прошептал Гордеев, убирая руки с моего тела, — Мне чужого не надо.

Между нами все еще было слишком мало места. Все еще слишком сильное притяжение и разгоряченный воздух. Все еще много недосказанности и скрытых помыслов.

И по-хорошему врезать бы Никите коленом по его причиндалам, да именно в этот момент в кабинет все же вошел Самойлов.

Мы с Гордеевым притихли, вслушиваясь в звуки за пределами шкафа. Послышались мерные гудки, словно Артем кому-то звонил. Наконец ему ответили, и мужчина нервно забормотал:

— У меня мало времени. Говори, что делать.

Скрипнуло дядиного кресло, и пальцы резво застучали по клавишам. Самойлов делал что-то в дядином компьютере, и Гордееву такая приближенность к генеральному директору не понравилась.

Я ощутила, как сжались кулаки на его красивых руках, и инстинктивно, желая успокоить, прижалась губами к его коже — там, где на шее сходились ключицы.

Над моей головой раздался удивленный вздох. В эту же секунду стук клавиш прекратился. И еще через мгновение случилось то, чего вполне можно было ожидать.