Притом Альма давно так не сияла. Будто месяцами лежавший под слоем земли бутончик шафрана вдруг проклюнулся наружу, чистый и глянцевый. Утром она устроила долгую стоянку у горного ручья, в полной глуши. Она уже забыла, как иногда приятно быть одной.
Она отчистила всю одежду, всё тело, зубы, волосы, лошадь и шляпу, а когда мыть уже было нечего, разложила всё, что можно, на солнце. И сама растянулась на голубом камне. Об этом она тоже успела забыть: как приятно чувствовать солнце плечами и животом. Никаким бедам этого не отнять.
Она уснула. Последние дни она много плакала, сама не зная толком отчего, так что, проснувшись на камне, поднявшись, надев чистые вещи, почувствовала себя обновлённой не только снаружи.
Было воскресенье, и прежде, чем трогаться в путь, она сняла швы с лошадиной раны серебряным ножиком Туссена.
Откуда-то всё доносится стук деревянных башмаков по мостовой, а за спиной городская стена высится тенью. Она вспоминает слова Люка. Непонятные слова, с которыми неизвестно что делать. Он сказал: «Эль-принсипе-дель-какао». Больше ничего. И вот она блуждает по городу-призраку с этим ничего не значащим паролем и письмом в сумке, которое даже не может прочесть.
До неё долетает какой-то тихий звук. Похожий на шум ветра, вот только ветра нет вовсе: на весь город ни сквознячка. Что это? Альма напрягает слух. И идёт на этот робкий гул. Она сворачивает направо, потом налево, в улочку с более старыми и крепкими домами. Вокруг дверных проёмов – камень. Некоторые даже двухэтажные. Теперь Альма разбирает, что где-то поют. Множество голосов сливаются в печальную, неспешную песню.
На перекрёстке вдруг виднеется свет, шагах в ста впереди. Будто отблеск пожара на стенах домов. Чем она ближе, тем сильней обволакивает песня. Альма не спешит. Наоборот, замедляет шаг, наполняясь поющими голосами. И вот на повороте улицы возникает толпа.
Она мигом подхватывает Альму.
Здесь сотни людей. Все идут вместе, целиком заполнив улицу. Альма отдаётся людскому потоку. Никто не обращает внимания ни на неё, ни на лошадь, которая словно плывёт в этом море поющих женщин, мужчин и детей. Почти все темнокожие, разных оттенков коричневого от махагони до канеллы. Некоторые несут на палках фонари. Но блики в их глазах в основном от сотен свечей, которыми уставлены несколько носилок с высокими фигурами. Их несут на плечах мужчины. Альма пробует развернуться, чтобы получше разглядеть, кого это так провожает толпа. Кажется, на одних носилках стоит женщина в короне. С ними сливается другая процессия. Поток людей всё плотнее. К поющим присоединяются скрипки и барабаны. Толпа сжимается, чтобы вместиться в улицу.
Альма въехала в Санто-Доминго 2 апреля 1787 года, в Вербное воскресенье накануне Страстной недели. Несколько ночей перед Пасхой весь город озаряется огоньками свечей. Женщина на носилках – это статуя Девы Марии, одетая в лиловый бархат, с бриллиантами во лбу и чёрными локонами за плечами. Всю неделю город будут озарять по ночам такие процессии.
Альма держит лошадь подле себя. Сумку Люка де Лерна она закрепила перед седлом. Лошадь слушается толпы. Она покорно идёт вперёд, уже готовая принять крещение. Голоса становятся торжественней. Внутри Альмы им вторит другая песня. Процессия идёт вдоль стены из кораллового известняка, золотистой в свете свечей.
Вдруг из-под шеи лошади возникает маленькая рука и приподнимает клапан сумки. Она юркнула внутрь с невероятной быстротой – так бросается на жертву краснохвостый ястреб – и тут же исчезла. Альма не успела пошевелиться. Она только заметила, как мелькнул красными кружевами рукав.
– Письмо! – кричит она. – Письмо!
Альма ныряет под лошадь и выскакивает с другой стороны – там, где рука вора скрылась. Сначала она видит только подолы длинных юбок, босые ноги и шали, но затем поднимает голову. И замечает справа красное пятнышко. Это он! Альма продирается сквозь толпу, позабыв про оставленную позади лошадь. Никто не замечает погони, начавшейся где-то там, внизу, у самой земли. Наверху поют: «Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня… я все свои кости могу перечесть».
Альма замечает воришку снова: это мальчик в красной с белым одежде, он катится сквозь толпу огненным шаром.
Псалом всё длится: «Сила моя! Поспеши на помощь мне!»
Мальчишка добежал до стены. Он взбирается по оконной раме, нащупывая босыми ногами зазоры между камней, и запрыгивает на крышу. За ним едва поспевает взгляд. Но к Альме вернулись инстинкты охотницы. Она повторяет каждое его движение, но на долю секунды быстрее. Она уже на крыше.
Они бегут по полю из обожжённой глины и камней. Отрыв сокращается. Крыша огромная, со скатами, небольшими подъёмами и идеально плоскими участками. Крыша собора. Да, они бегут по старейшему собору обеих Америк, в котором покоится Христофор Колумб. Собор двадцати метров в высоту, без колокольни. Ниже показывается другой пологий скат, и, добежав до края, мальчик прыгает. Он будто планирует в своём платье с широченными рукавами. Бесшумно приземлившись, он бежит дальше. Альма прыгает тоже. И нагоняет.