Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый

Выгнал когда-то из дому собаку Весту школьный учитель из-за неразумной любви к дочери – а дочь, повзрослев, так и не научилась строить правильно отношения ни с миром, ни со стареющими родителями. „По сути мы и только мы с матерью виноваты… Изнежили, разбаловали и общее понятие потеряли, говорим на разных языках“, – подводит он итог их родительского воспитания [3, с. 61].

Не совсем в ладу с собой живет и Олег Георгиевич Тараскин. Не может он разобраться и в своей личной жизни, не может занять твердую позицию и в делах паркового хозяйства, которым руководит.

Принято решение о реконструкции парка. Обсуждению плана реконструкции с работниками парка посвятил писатель последнюю главу повести.

На встречу прибыли представитель горкоммунхоза Пономаренко Остап Васильевич, заведующий „Зеленстроем“ Илья Борисович Боровиков. Они доводят до своих слушателей уже принятый по сути план. Согласно этому плану, в первую очередь хотят покончить с „неокультуренной, непролазной тайгой“ – вырубить старые тополя и осины и другие „малокультурные деревья и кустарники“. И вообще, основательно проредить парк.

Вокруг танцплощадки запланировали выкопать ров и наполнить его водой – сделать некое подобие речки. Ручей обогнет поляну с розами, направится к березовой рощице, а за ней впадет в бассейн, в который запустят белых лебедей. Через ручей около берез должен появиться стилизованный мостик с ажурными перилами. Вместо действующего фонтана – новый. Цветомузыки. По примеру Харькова. А теперешние асфальтированные аллеи и дорожки застелят плитами.

В разных местах нового парка появятся скульптуры спортсменов и животных: оленя, бурого медведя, а около водного бассейна с лебедями и рыбками – скульптура юной купальщицы.

Новостью для собравшихся стало сообщение о зоопарке, помочь в создании которого согласились уже и в Киеве, и Ленинградский зоопарк.

На месте старых качелей и каруселей решено установить новые, более совершенные в конструктивном отношении.

Собравшиеся на обсуждение работники парка пытаются высказать свое мнение о планах реконструкции. Они недовольны, что их знакомят с уже готовым планом – не мешало бы с народом посоветоваться, прежде чем принимать решения. „Попривыкали в кабинетах там у себя все решать, распишут и выдают потом за народную волю. Мол, голосуйте, ради вас стараемся“, – высказывает свое недовольство садовод Варвара Глущенко.

У собравшегося „народа“ почти по каждому пункту плана есть замечания, есть свое мнение.

„Клочок тайги в загазованном городе – это не так уж и плохо“, – считает бригадир лесорубов Михаил Григорьевич. Его никто не приглашал на это совещание, пришел сам, на правах ветерана „Зеленстроя“. Не нравится ветерану, что „смертный бой объявили всей растительности“, а для защиты от солнца и непогоды на месте деревьев установят красочные тенты.

Очень волнует его судьба реки. „Речку очищать будете? – В голосе Михаила Григорьевича звякнул металл. – Там же скоро и лягушки все передохнут от мазута и хлама. А вода – государственное достояние“. „Охрана природы, бережное отношение к общенародному достоянию, забота о грядущем поколении… Ну сколько можно талдычить об этом на каждом перекрестке и ничего практически не делать ради всего этого? Гибнет же единственная во всем городе речка, а вы тут… рукотворные ручейки с белыми лебедями, ажурные мостики. Когда же мы научимся головой думать?“ – разражается герой гневной тирадой.

Варвара Глущенко соглашается с беспокойным пенсионером: „Речку чистить надо в первую очередь, а там птицы-лебеди сами изберут, где им хорошо, а где невозможно“. Ее смущает еще и купальщица – против она „голой“ скульптуры.

„Срамота одна, – высказывает она свое негодование. – Вот на них, значит, деньги нашлись, а на речку ржавой копеечки не отпущено“.

Уборщица считает, что можно бы сэкономить на административном здании, на месте которого намечено строительство нового двухэтажного помещения, старое, по ее мнению, „сто лет еще проскрипит“.

Старичок-сторож Игнат Семенович удивлен, что не выделены деньги на строительство туалета. Немалая сумма заложена на реконструкцию, но назвать ее людям отказываются, „будто отпущенные деньги составляли военную тайну, а ее не положено разглашать на каждом перекрестке, каждому встречному“. Заботит его и отсутствие в планах установки аппаратов с газированной водой.

Игната Семеновича волнует также состояние охраны парка. „Я на гражданской знамя к седлу приторачивал, а на Отечественной в тыл к фрицам ходил, языков ловил! – замечает он директору парка, недовольному тем, что сторож задает острые вопросы городскому начальству. – А ты меня пятый год ружжом не можешь обеспечить. Какой я сторож со сломанной берданкой? Меня и куры не боятся“.

Интересует собравшихся и судьба каменного солдата. Услышав, что с двух сторон каменного изваяния будут возведены полудужья, которые сомкнутся высоко над его головой, Варвара горюет: „Стало быть, отгородите и его, горемычного, и от неба, и от дерев, и от народа“.