Видел недавно Ленку. Да… Вот сейчас тридцатник ей можно дать… Ну – до сорока… Но не более.
Век бы мне Парижу не видать!
С самого детства пословицы и поговорки помогают нам понять, что и как в этой жизни надо делать так, как надо. Но это понимание иногда приходит не сразу. То же происходит с легендами, поверьями, анекдотами и простыми медицинскими диагнозами. Лично я всегда испытываю определённую радость после познания какой-нибудь многовековой истины моими недоверчивыми мозгами. Порой из этого получается почти анекдот. Как-то давно я стоял на балконе третьего этажа обыкновенной панельной хрущёвки на Затулинке в состоянии лёгкого винного дурмана, курил и смотрел вниз. Друзья мои закрыли меня на ключ и пошли в магазин за вином (мы только отслужили в армии и отмечали демобу[1]
). Внизу, возле дома, в белой панамке и жёлтеньком платьице каталась на трёхколёсном велосипеде маленькая девочка.Я долго и пристально смотрел на неё, пытаясь определить её возраст. И вдруг их стало две. Да-да! Уже две девочки в жёлтеньких платьицах и белых панамках параллельно катились рядышком. У меня перехватило дыхание. Я смотрел и боялся моргнуть, чтобы не спугнуть чудесное видение, а они всё катились и катились… На душе стало так радостно, как после успешно сданного экзамена. Что хотел – то получил. Я наблюдал собственными глазами явление, о котором столько много слышал и которое втайне хотел увидеть. Поднявшийся ветер заставил меня заморгать, и видение исчезло: только одна девочка подъезжала к углу дома. Подошедшие вскоре друзья выслушали меня с интересом, потом стали что-то пересчитывать и приняли такое решение: «Этому больше не наливать!».
Некоторые пословицы и поговорки, а также известные афоризмы имеют не только буквальные значения, но и образные. Пример тому – романтическое и красивое выражение «увидеть Париж и умереть». Скольких я видел людей, вернувшихся оттуда живыми и здоровыми, да ещё с довольными рожами! А вот для меня эта фраза приняла буквальное значение после вот такого случая.
Два с лишним года назад с сердечком меня сильно прихватило. Попал в больницу. В палате на пять человек нас было двое. Три койки пока пустовали. Соседу вечером вкололи что-то серьёзное, дали несколько таблеток, и он уснул, равномерно похрюкивая и посапывая. Спал беспробудно. Со мной ещё не решили, что делать: врач должен был назначить лечение только утром, но какую-то гадость дали на ночь проглотить. Настроения вообще никакого не было, а была необычная безысходная тупость угасающего сознания, как будто придавили тебя громадным камнем, выдавливающим из твоего тела остатки жизненной силы и гасящим последние чувственные огоньки твоей искорёженной души. Мысль была одна: «Всё… готовься косточки свои погреть на раскалённой сковородке!» Сознаюсь, грешен был. Но была и «маленькая такая мыслишка», которую никто и слышать не хотел. Она бегала по мозгам и тихим шёпотом кричала: «Э! Нет-нет. Мы ещё сами на сковородке картошечки нажарим! Да под водочку! Да с девочками!» Последняя надежда, но шансов почти нет.
Той ночью было полнолуние, то есть полная власть луны: что она хотела, то и делала. Ровно в полночь эта самая луна тихонько закатилась в нашу палату и осветила своим загадочным и телесно-бесстыдным сиянием все углы и стены моего нового пристанища, особенно высветив дальний от меня угол, куда я смотрел уже долгое время, лёжа неподвижно. Тут угол зашевелился и начал раздваиваться, пока расстояние между углами не стало шириной с дверь. Вспомнил сразу, как у меня двоилось в глазах тогда, на балконе. Сейчас радости не было и в помине.
В проёме между углами появилось чёрное размытое пятно, которое постепенно приобретало чёткие очертания, пока не превратилось в зловещую и всем известную фигуру. Именно так рисуют на картинках старушку смерть. Длинный чёрный балахон с нависающим на лицо капюшоном. В правой руке коса. Моё бедное сердечко совсем перестало стучать, но видеть я стал лучше. Память за одно мгновение выдала мне всё, что у неё имелось на этот случай. А случай этот оказался особенный – он ломал все мои представления об образе костлявой безносой старухи.
Она вышла из угла, сделала несколько шагов в мою сторону и, не доходя до моей кровати, остановилась. Лёгким кивком головы отбросила капюшон на спину и резко отставила правую руку с косой вбок. Полы балахона мгновенно разверзлись, одеяние стало медленно сползать с округлых плеч вниз, пока не задержалось на сгибе локтей. Никакой безносости и костлявости, а тем более старости. Передо мной стояла почти обнажённая молодая женщина.