Алмаз раджи

– Это развалины в ущелье между холмами, там когда-то находились уединенный монастырь и часовня. История сохранила о нем некоторые сведения. Во время войны с англичанами Франшар был разрушен так же, как и Гретц. Предвидя опасность, обитавшие там монахи зарыли драгоценную церковную утварь баснословной стоимости. Говорят, что эти сосуды были из чистейшего золота, украшены драгоценными камнями и тончайшей работы. Надо тебе сказать, что до сих пор этот клад никому еще в руки не дался. В царствование Людовика XIV[76] несколько молодцов принялись за раскопки в развалинах Франшара. Вдруг заступ одного из них ударился обо что-то твердое. Это был сундук, и именно в том месте, где, как полагали, монахи зарыли клад. Молодцы словно дикие звери набросились на него, сорвали крышку – но вместо драгоценных сосудов перед ними предстали церковные облачения, которые от соприкосновения с воздухом тут же рассыпались в прах. Вообрази эту сцену и попытайся проникнуться вот какой мыслью: бесценный клад на протяжении нескольких веков покоится в земле. А ведь это возможность роскошной, праздной, головокружительной жизни, любых излишеств и прихотей для того, кто им завладеет! Но все это скрыто от людских глаз, и над этими фантастическими сокровищами из года в год распускаются деревья. От одного этого можно с ума сойти…

– Но ведь это же деньги, – возразил Жан-Мари, – а от них одно только зло! Вы сами это говорили.

– Ты рассуждаешь, как ребенок, – огрызнулся Депрэ, – и мне неприятно слышать, что ты повторяешь мои слова без всякого смысла, как попугай.

– Во всяком случае, от этого клада нам с вами ни тепло ни холодно, – спокойно заметил мальчик.

В эту минуту они выехали из леса, и колеса снова загремели по мостовой. Доктор и без того был раздражен, а тут еще тряска. Он сидел в повозке, нахмурившись, и угрюмо молчал. Лошадка трусила рысцой.

Но вот, наконец, и Франшар. Привязав лошадь у придорожного трактира, спутники отправились побродить в окрестностях. Ущелье сплошь заросло вереском. Пчелы гудели, собирая мед на его цветах, и этот монотонный звук убаюкивал Жана-Мари: он присел под кустом и задремал; а доктор тем временем расхаживал взад и вперед, собирая травы.

Голова мальчика свесилась на грудь, он уже спал сладким сном, как вдруг его разбудил отчаянный крик. Жан-Мари вскочил на ноги. Крик был странный, пронзительный, в нем звучало невероятное изумление. Мальчик не узнал голос доктора, но поскольку, кроме них двоих, в ущелье никого не было, только Депрэ мог издать этот возглас. Мальчик стал осматриваться и наконец заметил доктора – бледный как полотно, он стоял в нише между руинами двух каменных стен.

– Змея? Вас укусила змея? – воскликнул мальчик, подбегая к нему. Но когда он приблизился, доктор вдруг с неимоверной силой сжал его плечо.

– Я нашел его, – проговорил он, задыхаясь.

– Что? Какое-то редкое растение?

Депрэ залился неестественным смехом, эхо подхватило его и стало перекатывать от скалы к скале.

– Растение? – с презрением повторил он. – Да, растение… А вот здесь, – внезапно добавил он, вынимая из-за спины правую руку, которую до сих пор прятал, – здесь одна из его луковиц!

Жан-Мари увидел какое-то грязное блюдо, сплошь облепленное глиной.

– Да это же тарелка! – удивился он.

– Не тарелка, а карета с четверкой лошадей! Слушай, малыш, – доктор окончательно разгорячился, – когда я очистил от мха эту расселину, глазам моим открылось углубление, и как ты думаешь, что я увидел, заглянув туда? Дом в Париже, жену в бриллиантах, себя – депутатом парламента и тебя – обеспеченным человеком. Словом, я открыл целый мир!

– Да что же такое вы там нашли?

– Франшарский клад!

Не выдержав, доктор швырнул на землю свою соломенную шляпу и заплясал, оглашая окрестности неистовыми криками. Потом он бросился к мальчику, едва не задушил его в объятиях, рухнул на траву – и по всему ущелью разнесся его раскатистый хохот.

Глядя на все это, Жан-Мари сгорал от любопытства. Как только доктор освободил его от своих объятий, он бросился к расщелине, проскользнул в нишу между стенами и начал одну за другой извлекать из углубления всевозможные предметы: облепленные глиной сосуды, подсвечники, блюда и, наконец, тяжелый, запертый на замок ларец.

– Вот так штука! – воскликнул мальчуган.

Но когда он оглянулся на доктора, слова замерли у него на губах. Лицо у доктора стало землисто-серым, губы тряслись: какая-то животная алчность овладела им.

– Хватит ребячиться! – сдавленным голосом выкрикнул он. – Мы теряем драгоценное время! Беги скорей к трактиру, бери лошадей и подгони одноколку вон к той скале. Поживее, и смотри – никому ни слова! А я останусь здесь и присмотрю за сокровищами…

Жан-Мари все исполнил в точности. Они перенесли клад в экипаж и спрятали в ящик под сиденьем. Когда эта операция благополучно подошла к концу, к доктору вернулось его обычное добродушие.