Алмаз раджи

– Самостоятельно! – вдруг вскричал он. – Господи, разве это не послужит мне уроком? Не следует ли мне самому выучиться искусству шлифовки алмазов?

Мистеру Роллзу показалось, что он нашел выход. Кстати, он вспомнил, что знавал в прошлом некоего гранильщика Мак-Кэлока, жившего в Эдинбурге, который вполне мог бы обучить его своему ремеслу. Через несколько месяцев, а может, даже и лет усердной учебы он сможет распилить Алмаз Раджи и продать заново ограненные части. Покончив с этим, он вновь займется своими излюбленными отцами церкви – но уже в качестве обеспеченного человека, всеми уважаемого и возбуждающего зависть. Ему снились золотые сны, и на рассвете он проснулся бодрым и в отличном расположении духа.

Как раз в этот день полиция предложила жильцам мистера Рэберна покинуть дом, и это послужило молодому священнику поводом для отъезда. Он энергично упаковал свои вещи и оставил их на вокзале Кингс-кросс, а сам отправился обедать в клуб.

– Если вы обедаете сегодня здесь, Роллз, – сказал ему один из знакомых, – то сможете увидеть сразу двух знаменитых людей: принца Флоризеля Богемского и старого Венделера.

– О принце я много слышал, – ответил мистер Роллз, – а с генералом Венделером даже встречался.

– Генерал – напыщенный осел, – усмехнулся знакомый. – Я имел в виду его брата Джона – он известный искатель приключений, большой знаток драгоценных камней и один из самых ловких дипломатов в Европе. Неужели вы никогда не слыхали о его дуэли с герцогом де Вальдоржем? А его подвиги в Парагвае, когда он стал тамошним диктатором Парагвая? А как ловко он отыскал драгоценности сэра Самюэла Леви! А какие услуги были оказаны им правительству во время индийского мятежа – услуги, которыми оно воспользовалось, хотя и не осмелилось признать это открыто! И вы его не знаете? Чего же стоит тогда мирская слава? Ведь Джон Венделер смело может претендовать на известность, хотя бы и не самую добрую. Спешите вниз, – прибавил знакомый, – садитесь за стол рядом с обоими и слушайте во все уши. Уверен – вы узнаете много удивительного.

– А как мне узнать их самих? – простодушно поинтересовался священник.

– Узнать? – возмутился знакомый. – Да что вы такое говорите! Принц – изысканнейший джентльмен во всей Европе, единственный человек с внешностью истинного короля. А что касается Джека Венделера, то вообразите себе Улисса в семидесятилетнем возрасте и со шрамом от сабельного удара через все лицо – это и будет он! Узнать, подумать только! Да их легко найти даже среди толпы на скачках!

Роллз сломя голову кинулся в столовую. Знакомый оказался прав: эти две личности резко отличались от унылого фона завсегдатаев. Старик Джон Венделер был крепко сбитым человеком, явно привыкшим сносить всевозможные тяготы и лишения. Он не казался военным, моряком или кавалеристом, но одновременно напоминал и одного, и другого, и третьего, словно в нем сошлись самые различные привычки и навыки. Орлиные черты его лица дышали отвагой, а выражение было надменным и хищным. Вся его внешность выдавала человека действия, горячего, отважного и неразборчивого в средствах. Густые седые волосы и глубокий сабельный шрам, пересекавший переносицу и тянувшийся к виску, придавали оттенок свирепой воинственности этому лицу, и без того своеобразному и грозному.

Но в собеседнике этого авантюриста мистер Роллз с изумлением признал того самого господина, который посоветовал ему читать роман Габорио. Очевидно, принц Флоризель, редко посещавший клуб, почетным членом которого, как и многих других, он числился, поджидал Джона Венделера, когда Саймон заговорил с ним накануне.

Остальные обедавшие скромно жались по углам, предоставив знаменитостям беседовать без помех, но молодой священник сделал вид, что не знает их, а потому, не слишком смущаясь, занял место за ближайшим столиком.

Беседа этих джентльменов действительно показалась мистеру Роллзу оригинальной. Бывший парагвайский диктатор выказывал глубочайшее знание жизни, а каждое замечание принца свидетельствовало о его недюжинном уме. Перед молодым священником сидели двое мужчин, умудренных опытом, и он колебался, не зная, кому из них отдать предпочтение – человеку, привыкшему действовать с безрассудной смелостью, или тонкому наблюдателю и знатоку жизни: один откровенно повествовал о собственных делах и перенесенных опасностях, другой, подобно Всевышнему, знал все, не испытав ничего. Каждый из них держался в разговоре соответственно своей роли. Бывший диктатор не скупился на резкие выражения и жесты, то и дело его кулак тяжело опускался на стол, а речь звучала громко и напористо. Принц, наоборот, казался образцом учтивой уступчивости и спокойствия; его чуть заметные движения и оттенки голоса были выразительней, чем все возгласы и жесты его собеседника. А если ему случалось описывать собственные приключения, принц совершенно не подчеркивал своего участия в них.

Наконец, разговор зашел о недавних ограблениях и Алмазе Раджи.

– Лучше бы этому камню лежать где-нибудь на дне морском, – заметил принц Флоризель.