Алмазная пыль

– Разумеется, не по душе. Что мне отвечать, если Надюша спросит, кто она такая?!

Выкрутилась тетушка Вера.

Сколько ей? Моя ровесница, наверное – то есть, еще молода и в самом соку. Не знаю: может, в 1913 женщина двадцати семи лет – уже безнадежно старая дева, которой пора бронировать место на кладбище, но мне казалось, Вера остается в доме не ради одной лишь племянницы. Что-то еще держало ее здесь.

Просто нужно было видеть, с какой невысказанной тоской она смотрит на фон Гирса, когда думает, что никого нет рядом.

И как покрывается красными пятнами ее лицо, стоит зазвучать где-то переливчатому смеху Розы.

И как подолгу Вера и фон Гирс беседуют в его кабинете по утрам, пока Роза музицирует в гостиной. Идиллия. Как пить дать – тетушка надеется однажды стать новой баронессой. А тут Роза откуда ни возьмись. Сомнительно, конечно, что фон Гирс на этой Розе женится – и все-таки побеспокоиться заставляет…

Интересно еще, как давно Вера живет в особняке? Приехала после смерти сестры? Или чуть раньше?

Барон фон Гирс – шикарный мужчина, глупо с этим спорить. Никто из моих бывших рядом с ним не стоял. Наверное, он способен вскружить голову любой девице, особенно неопытной. Ну а влюбленная неопытная девица – она как мартышка с гранатой. Уж я-то знаю. Способна ради великой своей любви на такие сумасшедшие поступки, что диву даешься.

Впрочем, что-то меня занесло. Я скорее отмахнулась от страшных мыслей и, вслед за Верой, отправилась в детскую – укладывать подопечную спать.

* * *

Разумеется, отец опять не навестил Надюшу перед сном. Но девочка уже и не ждала. Впечатлений сегодняшний день принес уйму – и вскоре она крепко заснула.

Вера ушла.

Я, включив маленький ночник, долго сидела с книгой в кресле возле детской кровати. Прислушивалась к мерному дыханию девочки и надеялась, что отгоняю монстров, которые могут потревожить ее сон. А еще я хотела убедиться, что Надя точно спит.

Когда дыхание девочки выровнялось окончательно, я осторожно, стараясь не разбудить, подняла Доротею, сидящую на уголке Надиной постели. Потушила ночник и вместе с куклой на цыпочках отошла в дальний угол просторной детской. Доротею усадила на подоконник, сама запрыгнула туда же.

Свет зажигать не стала: зрение привыкло к темноте, и я совершенно точно уловила момент, когда стеклянные глаза куклы с тихим щелчком повернулись в глазницах.

– Ну? – требовательно спросила она. – Ты была в комнатах баронессы?

– Тихо!

Я выразительно указала глазами на спящую Надю, мол, услышит. Но кукла лишь поморщилась фарфоровым личиком и, не понижая тонкого голоска, заявила:

– Надя меня не услышит! Неужели ты думаешь, Маргарита, я не поговорила бы с нею, если б могла! Только ты меня слышишь! Глупая твоя голова!

– Почему?..

– Об этом тебя нужно спросить. Может, мой голос вообще плод твоего воображения, – кукла мерзко захихикала. – Думай сама, думай, Маргарита! Ты ведь была в комнатах баронессы! Ты видела! Что ты сделала, прежде чем увидела?!

– Ничего… – растерялась я окончательно. – Я лежала на кровати. А потом села в кресло. Я даже не уверена, что там было что-то! Все происходило как в тумане… и все-таки я четко осознавала, что все случилось именно так, а не иначе. Я не видела это, Доротея, я знала, что все было так. Словно я прикоснулась к чужой жизни. А еще… еще такой же точно туман уже был в моей жизни. Давно, в детстве.

Я нервно облизнула губы, не зная, стоит ли рассказывать. Вдруг Доротея и правда плод моего воображения – а я тут распинаюсь? Но «плод» прикрикнул:

– Ну?!

– Я была тогда совсем маленькой, – нехотя продолжила я, – и родители подарили мне куклу на день рождения. Мою первую куклу. Ее звали Таня, и она была той еще хулиганкой. Минуты не сидела спокойно. Мы много смеялись, шутили, как подружки, проказничали… Маму это злило. Она думала, я нарочно устраиваю беспорядок, шум, пугаю младших сестер – а потом валю вину на куклу. Мама пригрозила выбросить ее, если я не прекращу так себя вести – и после этого Таня со мной не говорила. Никогда. Но я все равно все-все знала о ней, Доротея! И о ней, и обо всех следующих куклах! Я потому, может быть, и любила их так сильно, что, стоило мне коснуться кукольного тельца – каждая будто делилась своей историей. Делилась прошлым, будущем; просила моей помощи или сама обещала помочь. Они все для меня как живые, понимаешь? Но я привыкла к этому, давно привыкла. Я искренне считала, что это все моя фантазия, и что я на самом деле выдумываю небылицы, а потом ношусь с ними, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным. Вместо того чтобы жить серьезно и правильно, как все нормальные люди живут!.. Но сегодня, в спальне баронессы, я все вспоминала. Сначала пришел туман, как и тогда, в детстве, а потом вспышка – и я вспомнила, Доротея, как Таня со мной говорила, и вспомнила, что это не выдумка! А потом так же ясно, как истории своих кукол, я стала слышать истории вещей и мебели в той комнате. Они просто делились со мной тем, что помнили… Господи, я, наверное, и правда сумасшедшая…