Алмазная пыль

– Кто вы на самом деле, Марго? Тоже охотница за сокровищами фон Гирса, как эта ваша Роза-Аглая?

– Вам лучше уйти… – я опасливо отступила на шаг. – Я сейчас сторожа позову…

– У вас нет сторожа. И не нужно бояться меня, Марго – я действительно по делу. Видите ли, – он отпустил прутья, отошел на шаг и сложил руки на груди, – третьего дня я гостил у своей сестры, и она мне поведала душераздирающую историю. Представляете, по-неловкости Кики разбила ваш подарок. Венецианское зеркальце.

Вот черт…

– …а зеркальце внутри оказалось совершенно необыкновенным. Право, я в дамских принадлежностях совсем не разбираюсь, но выпросил у Кики остатки вашего подарка. И показал одному своему приятелю. Физику, исследователю электромагнитных полей. Знаете, его так заинтересовало ваше зеркальце! А почему вы побледнели, Марго?

Черт. Черт. Черт. Наверное, ядерную бомбу тоже изобрели, потому что одну рыжую дуреху Яша отправил не в то место и не в то время!

Мне казалось, что я онемела и заговорить не смогу уже никогда. А Драгомиров продолжал уже почти что нежно:

– Что это за прибор, Марго? Мой приятель-физик сказал, что в нем есть динамики, вроде тех, что используются в телефонных аппаратах. Выходит, это вы беспринципная шпионка, а не я? Вы отдали аппарат моей сестре, чтобы слышать, о чем она говорит?

– Боже, нет конечно! – возмутилась я такому предположению.

А Драгомиров зацепился:

– Правильно, зачем вам Кики? Ей, очевидно, вы отдали неработающий прибор. Вам, а точнее организации, на которую вы работаете, нужна рыба покрупней. Вроде моего брата! Ведь вы ради него здесь? Ваши кураторы знают, что он замешан в чем-то – в чем-то гадком. И хотят вывести его на чистую воду. Молчите?

Гриша недобро улыбнулся, осознав теперь в полной мере, что прав. А я лишь и сумела вымолвить:

– Отдайте мне этот прибор… пожалуйста. Вы не понимаете, что натворите, если оставите его вашему приятелю-физику.

– Хорошо, отдам, – подозрительно легко поддался тот. – Но что я получу взамен?

Шантажист несчастный…

Испепеляя его взглядом, я просчитывала в уме все риски. Ну кто ему поверит – журналисту дешевой желтой газетенки? Даже если они со своим приятелем разберут мой телефон по винтикам и найдут что-то эдакое – эффект будет примерно тот же, что после рассказов о якобы внедренных под кожу чипов чудаками из моего времени. За Драгомировым лишь окончательно укрепится слава городского сумасшедшего.

Наверное. И все же, все же…

Ох, Яша прибьет меня на месте!

– Что вы хотите? – выдавила я через зубы, проклиная себя и собственную глупость.

А Драгомиров, снова подойдя к воротам вплотную, подавшись ко мне, вкрадчиво произнес:

– Чтобы вы свели меня со своими кураторами.

– Это невозможно! – возмущенно выпалила я. Чего удумал… – Это невозможно и, главное, абсолютно ничем вам не поможет! Моим, как вы выразились, кураторам дела нет до фон Гирса!

– Так кураторы все-таки есть?

Я прикусила язык, но было уже поздно.

Драгомиров взглядом указал на засов калитки и то ли попросил, то ли потребовал:

– Впустите меня, Марго. Мы уже привлекаем внимание – а поговорить нам нужно серьезно и обстоятельно.

Что правда, то правда – пешеходная дорожка вдоль паркового забора была местом оживленным, прохожие давно уже на нас оглядывались и, чего доброго, успели услышать лишнее. Драгомиров, разумеется, и раньше бывал в нашем парке (перемахнуть через забор можно запросто), но добровольно открывала для него ворота, наверное, я одна. Потому и входил он сюда нерешительно и как будто даже с замиранием сердца.

Впрочем, таиться он не собирался, к сожалению. Мимо меня прошел по парковой дорожке меж заснеженных кустарников – с интересом крутил головой, осматривался, и даже диковатая улыбка появилась тогда на его губах. Остановился он только у фонтана с механическими розами.

– Вам лучше не попадаться никому на глаза, не то мне достанется… – неловко попросила я.

– Извините, – тотчас очнулся Гриша. – Простите, столько воспоминаний нахлынуло. Сто лет не бывал в этом парке днем.

– А ночью, значит, бывали?

– Пару раз, может быть…

Я передернула плечами. Окно моей спальни как раз выходило на парк, и я частенько ленилась зашторивать его, когда переодевалась… Хотя вполне могла бы предвидеть, что от этого маньяка можно ожидать всего!

– Я уж и забыла, что вы тоже когда-то здесь жили, – пробормотала я. – Давайте уйдем куда-нибудь, не хочу, чтобы вас видели слуги.

Тот послушно кивнул и сам же предложил:

– Там, за оранжереей с зимним садом есть укромное местечко, пойдемте.

Укромное – не то слово: за зимним садом, в дальнем углу парка, куда мы с Надей почти не заглядывали, притаились старые ржавые качели под большим навесом. Летом, нужно думать, качели сплошь были оплетены вьюном, который и сейчас, в декабре, черными сухими ошметками покрывал добрую их часть.

– Двадцать лет назад, – вспомнил вдруг Гриша, – вдоль всего парка тек ручей. Небольшой, но у качелей было самое глубокое его место – заводь, где даже лягушки водились. Мы с Кики пропадали здесь часами: я мастерил кораблики, а она спускала их на воду.

– А ваш брат? – не удержалась я от любопытства.