Алмазная пыль

Сесть со мною на ржавые качели она отказалась, мол, пальто испачкает. Лишь когда я сняла с шеи платок и расстелила рядом, она соизволила брезгливо устроиться на краешке. Иногда эта девочка так похожа на своего отца, что мне становится жутко…

Минут пять мы сидели молча, слушали скрип качелей и щебет птиц. Честное слово, лучше бы и дальше молчали!

– Марго, вы всю неделю тихая и грустная… – со скучным вздохом заметила Надя. – Вы, наверное, тоже влюбились в моего папеньку.

Я чуть с качелей не упала.

– Чего?! Ты… ты с чего это вязла?

– Ну а что здесь такого? – степенно ответило дитя. – Я взрослая, Марго, я все понимаю. В папеньку многие влюбляются, он красивый.

– Ну, знаешь ли… где ты только этого понабралась? – Честное слово, я не знала, то ли мне сердиться, то ли смеяться. – И вообще, мне уже многовато лет, чтобы как дурочка влюбляться в красоту! Красота и вовсе не главное, если уж на то пошло! Хотя, кому я это рассказываю… – тут же отмахнулась я. – Предупреждай или нет, все равно однажды тебе исполнится восемнадцать, и ты потеряешь голову от какого-нибудь красавчика, который, скорее всего, заставит тебя наплакаться. Все девочки через это проходят.

– Прямо все-все? – опасливо поинтересовалась Надя.

– Почти все, – решила все же я оговориться. – Но это как с ветрянкой: чем раньше поплачешь из-за красавчика, тем быстрее повзрослеешь и начнешь искать в мужчинах что-то большее, чем смазливая физиономия.

Надя понятливо кивнула:

– Да-да, я знаю. Взрослые девочки ищут кого-то, кто бы о них заботился.

– Не обязательно. Взрослые девочки обычно сами в состоянии о себе позаботиться.

Надю это заявление поставило в тупик. Ненадолго правда. Она удивленно вскинула бровки и вновь выдала очаровательное:

– Если взрослые девочки сами могут о себе позаботиться, то я вообще не понимаю, зачем им в кого-то влюбляться?! От мальчишек же одни неприятности! За косы дергают… и вообще…

Я рассмеялась впервые за несколько дней – да так, что с веток рябины сорвались перепуганные снегири.

– Сама не знаю, солнышко, зачем они влюбляются, – вполне искренне согласилась я.

А хороший вопрос ведь! Смех смехом, но дитя в чем-то права.

– Знаешь, солнышко, вроде как и правда незачем. – Я повернулась к Наде, чтобы поправить ее светлые кудряшки, выбившиеся из-под шляпки. – Незачем – но просто это иногда происходит и все. Иногда просыпаешься и понимаешь, что тебе самой до смерти хочется заботиться о каком-то конкретном человеке. А если он о себе заботиться не позволяет… вот поэтому и грустят взрослые девочки.

Я не очень-то надеялась, что Надя меня поймет. Тем более что вместо ответа она лишь пожала плечами.

По-моему Надюша не поверила, что я вовсе не влюблена в ее папеньку.

А хуже всего, что я и сама не была в этом уверена на сто процентов. По крайней мере, пульс у меня учащался каждый раз, стоило нам с фон Гирсом оказаться в одной комнате. В чем я была уверена совершенно точно – ничем хорошим моя история не кончится, если я позволю себе увлечься. И это тоже добавляло причин для моей грусти.

Я не знала тогда еще, что грустить мне осталось лишь до следующего утра.

Когда папенька снова уехал на фабрику, не посмотрев, что на дворе воскресенье, его дочурка пробралась в мою комнату и шепотом заговорщицы сообщила:

– Я знаю, что вас развеселит, Марго!

На ладошке она протянула мне большой ржавый ключ. Совсем как тот, что в качестве реликвии висел в кабинете. Ключ от первой ювелирной лавки Карла фон Гирса.

– Ты это в кабинете отца взяла? – уточнила я, как завороженная уставившись на ключ.

Надя смущенно кивнула.

– Я помню, что воровать нехорошо – но я ведь его не украла, Марго! Лишь одолжила. На время. К тому же, папенька ругать не станет – потому что никогда об этом не узнает. Да?

Н-да. Мне чуть больше месяца потребовалось, чтобы испортить идеального ребенка – браво, Марго.

Впрочем, я запоздало сообразила, что Надя сделала это ради меня – думая меня порадовать! Господи, для меня еще никогда ничего не крал… Я немедленно умилилась, растрогалась так, что даже защипало в носу, и крепко-накрепко обняла свою крошку.

Но разглядывая минутой позже старый, ржавый, совершенно обыкновенный ключ я все больше и больше сомневалась, что затея будет иметь хоть какой-то успех. Быть того не может, чтобы тайны Карла фон Гирса запирал замок с таким простецким ключом! И дар мой – видеть живое в неживом – молчал, как ни старалась я вызвать хоть какие-то видения, перекладывая его из одной руки в другую.

Мы на ложном пути. Либо вовсе никаких тайн у старого ювелира не было.

Поэтому я сама удивилась, когда ключ все-таки подошел к замку двери черного входа в бывшую ювелирную лавку.

Надя, конечно, увязалась со мной – убедила взять лампу (о чем сама я, признаться, не подумала) и зачем-то большой столовый нож с кухни. Видимо, чтобы отбиваться от злодеев, если они притаились там, куда мы идем.

Злодеев за запертой дверью не было.