Алмазный фонд Политбюро

– Господин Андерсен, а что вы сами думаете относительно этого налета? Согласитесь, что он более чем странен и дает пищу для определенных… – он хотел произнести слово «выводов», однако не был уверен, что норвежский посол поймет его правильно, и поэтому несколько смягчил концовку: – для определенных размышлений?

Однако Мартин Андерсен оказался более проницательным человеком, нежели о нем подумал Самарин.

– Господин Самарин, пока вы были в дороге, мне перезвонил Одье и представил вас как весьма порядочного и умного человека. Так что, давайте будем предельно откровенны друг с другом.

Самарин только улыбнулся в ответ.

– В таком случае я прикажу приготовить нам кофе, и, пока его будут варить, мы честно и открыто пообщаемся друг с другом. Вы не будете возражать?

Самарин не возражал. И не только потому, что он уже забыл, когда пил кофе два раза на день, но еще и потому, что он даже не надеялся на то, что посол Норвегии уделит ему свое личное время, а не спихнет его своему помощнику, приказав тому «посодействовать господину следователю». И тому было бы своё оправдание – ряд вопросов, которые всенепременно задал бы хозяину этого дома любой следователь, были бы нелицеприятны для посла столь могущественной державы, как Норвегия.

Приказав своему помощнику приготовить кофе, Мартин Андерсен какое-то время разминал кончиками пальцев тонкую длинную папиросу, источавшую необыкновенный аромат, наконец, произнес негромко:

– Итак, первый вопрос, если я, конечно, не ошибаюсь, который вы желали бы мне задать. Знал ли я о том, что в том дорожном саквояже, который вместе с чемоданами привез Одье, были упакованы не документы Товарищества Фаберже, что было бы вполне естественным, а бриллианты, драгоценности и ювелирные изделия, которые он не рискнул взять с собой, покидая Россию?

Мартин Андерсен не ошибался, и Самарину только и оставалось, что утвердительно кивнуть головой.

– В таком случае отвечаю: «Да, я знал об этом». И сказал мне об этом мой друг Одье в тот момент, когда попросил спрятать саквояж в сейф. Спросите, с чего бы вдруг весьма осторожный Эдуард Одье рассказал мне об этом? Да всё очень просто. Согласитесь, что просить прятать в сейф дорожный саквояж с бумагами уничтоженного революцией Товарищества – это глупость. Вот он и открыл мне эту тайну, дабы между нами не было каких-либо недомолвок.

Самарин согласился и на этот довод.

– Ну, а если вы согласны с логикой моих рассуждений, то вытекает следующий вопрос: знал ли об этом кто-нибудь из моих сотрудников? И я сразу же отвечу вам: «Нет, об этом никто не знал и не мог знать, так как разговор с Одье происходил в моем кабинете в тот момент, когда мы остались одни.

Слушая логическую раскладку норвежского посла, Самарин продолжал молчать, и господин Андерсен озвучил следующий вопрос, пожалуй, самый неприятный для него:

– И вы, естественно, спросите меня, как могло случиться, что бандиты узнали о том, что Одье перевез ко мне не только чемоданы Карла, но и саквояж с ценностями стоимостью в полтора миллиона золотом?

Явно нервничая, отчего его лицо покрылось красными пятнами, хозяин дома оборвал свой монолог, видимо пытаясь хоть немного успокоиться, и вдруг его словно взорвало изнутри:

– Вот и я вас спрашиваю, из каких таких источников налетчики могли об этом узнать, если о саквояже Карла знали только Одье и я?

Чувствовалось, что этот вопрос не дает норвежскому послу покоя, и Самарин пошел ему навстречу. К тому же было похоже на то, что норвежский посол не знал о том, что для составления описи и оценки ювелирных украшений, бриллиантов и драгоценностей в дом на Большой Морской были приглашены также владелец ломбарда Мендель и сын Фаберже Евгений.

– А почему вы исключаете ту вероятность, что о саквояже знали не только вы и господин Одье, но и еще кто-то, имевший прямое отношение к ограблению? Причем узнал задолго до того, как Одье перевез драгоценности и чемоданы Фаберже в ваше посольство. Вы никогда не думали об этом?

Прищурившись правым глазом на Самарина, хозяин дома невразумительно пожал плечами, и в этот момент на пороге застыла коренастая фигура с подносом в руках. Мартин Андерсен сделал приглашающий жест рукой.

– Угощайтесь. Кофе, печенье, бутерброды.

И вновь от дурманящего запаха свежезаваренного кофе у Самарина помутилось в голове. Прилагая всю свою волю, чтобы только не опростоволоситься перед норвежским послом и не выглядеть в его глазах изголодавшимся интеллигентом, аккуратно, двумя пальчиками взял с подноса чашечку из тонкого китайского фарфора и поднес ее к губам. На крохотные бутерброды с сыром и стопочкой выложенное печенье он старался не смотреть. Только сглотнул слюну.

Видимо, поняв его состояние, предельно деликатный хозяин дома отхлебнул глоток из своей чашечки и оценивающе почмокал губами.

– Не знаю, угощал ли вас столь божественным напитком мой друг Одье, но должен заверить, что у меня кофе самый настоящий, эфиопский, да и сыр прислан с берегов моей родины. И я думаю, что моим землякам-сыроделам будет весьма обидно, если вы не отведаете этого продукта.